|
Это тоже было, как голосование —
Облегченья тайный вздох и боли вздох.
Умер Сахаров. Продолжим заседание.
Встанем траурно в проёме двух эпох.
Помолчим одну минуту по обычаю
И затеем безконечный разговор.
Торопливое его косноязычие
Красноречью прочих больше не в укор.
Мы и раньше не стыдились неумелости
Говорить с ним, и свистело оттого
Большинство из секторов трусливой смелости
Возле робкого отчаянья его.
И звучало поимённое мычание,
Хотя все и знали, что ни говори,
Как в период всесоюзного молчания
Затыкали ему глотку главари.
Мы и раньше не венчали его славою.
Разве можно на трибуну высших сфер,
Так картавя, разговаривать с державою,
У которой государственное ЭР?
Будто пойманный прожекторами, в мареве
К микрофону он, бочком, почти бегом
Семенил, чтоб не догнали, не ударили
Через гула поимённого погром.
Умер Сахаров. Свеча по месту жительства.
Слава Богу, что не газовый огонь.
И пустует место посреди правительства,
Где щеку держала с вывертом ладонь.
Постоим перед закрытыми воротами,
За которыми придётся быть и нам.
Пустоту заполнит время патриотами.
Это знаем мы по прежним временам.
Мы-то помним, как упасть не дали волосу
С головы его. Упала голова.
Голосуем. Соберёт венок по голосу
Безголосо голосящая Москва.
Мы-то помним, мы-то слышали по радио,
Как выпрашивала пять минут рука.
Христа ради. Отказали. Демократия.
Пять не по́дали. Теперь его века́.
Возвеличили. Порочили. Морочили.
Не трибун он, а пророк и чародей.
Вся Россия встала в траурную очередь,
Отказавшись от других очередей.
|
|
http://www.stihi.ru/2003/10/22-266
Мы в Телеграм