Шторм обшарил мой борт — видно, силы берёг
Шторм в снастях моих чуть покуражился,
Знать, немало крестов понаставил мой бог —
В первый раз шторм напасть не отважился.
А потом — отвернулся ли божеский лик,
Или был этот бес не из робких —
Он меня, будто бочку, крутанул, повалил
Так, что ахнули переборки,
И кипящей воды наглотавшись до рей,
Кое-как такелаж свой поправив,
Я вдруг понял: каюк, нету правил в игре!
А какая ж игра, коль без правил.
Вспомнил тёплый, обросший ракушками док,
Про́клял всех капитанов на свете я
И, солёной слюной отхарка́вшись, как мог,
Без раздумий встал носом на ветер.
Был он в драке умел, он меня отходил,
Как портовый кабатчик мальчонку,
Он мне мачты рассёк, он мне днище отбил
И всё щурился, целясь в печёнку.
То не день был — кровавый, глухой мордобой.
Шторм смеялся, свистел, улюлюкал,
Бил с любовью и был так доволен собой —
Я ж до крови сжимал зубы-люки.
И не слышен врагу был о помощи крик,
Вся команда блевала по нарам.
Ну, а что до меня — я почти что привык
И не чувствовал больше ударов,
В этот миг кто-то свыше вдруг крикнул: «Земля!»
Все́ канаты во мне задрожали,
И матросы, как крысы, из недр корабля
Вверх по трапам моим побежали.
Всё, что свято, швырнул я на чашу весов,
Околдован прибоя оскалом,
И взлетел на остатках былых парусов,
И нацелился прямо на скалы,
И, пробитый насквозь, я повис на камнях —
Здесь никто не зажёг маяка мне.
Но и он, этот бес, в двух шагах от меня
Тоже насмерть разбился о камни…
Здравствуй, берег скалистый, последний мой порт
И последний судья в нашем споре.
А они покидали истерзанный борт,
Проклиная притихшее море.
Видел я, погружаясь в зелёную тьму,
Как Господь в небесах усмехнулся,
Как спасённые люди молились Тому,
Кто от них только что отвернулся.
И никто не подумал из них обо мне,
Ну никак, ни слегка, ни невольно.
Впрочем, мне всё равно, я на дне, я на дне.
Я на дне, мне не больно, не больно…
Мы в Телеграм