Часов, минут, секунд — нули,
Сердца́ с часами сверьте.
Объявлен праздник всей Земли:
День без единой смерти.
Вход в Рай забили впопыхах,
Ворота Ада на засове,
Без оговорок и условий
Всё согласовано в Верхах.
Постановление не врёт:
Никто при родах не умрёт,
И от болезней в собственной постели,
На целый день отступит мрак,
На целый день задержат рак,
На целый день придержат душу в теле.
И если где резня — теперь,
Ножи держать тупыми!
И если бой — так без потерь,
Расстрел — так холостыми.
Нельзя и с именем Его
Свинцу отвешивать поклонов
Во имя жизни миллионов
Не будет смерти одного!
Конкретно, просто, делово:
Во имя чёрта самого
Никто не обнажит кинжалов.
Никто навеки не уснёт,
И не взойдёт на эшафот
За торжество добра и идеалов.
Забудьте мстить и ревновать!
Убийцы, пыл умерьте!
Бить можно, но не убивать
Душить, — но не до смерти.
Эй! Не вставайте на карниз
И свет не заслоняйте!
Забудьте прыгать сверху вниз,
Вот, снизу вверх — валяйте![1]
Слюнтяи, висельники, тли,
Мы всех вас вынем из петли,
Ещё дыша́щих, тёпленьких, в исподнем.
Под топорами палачей
Не упадёт главы ничей
— Приёма нынче нет в раю Господнем!
И запылают сто костров
Не жечь, а греть нам спины,
И будет много катастроф,
А жертвы — ни единой.
И, отвалившись от стола,
Никто не лопнет от обжорства.
И падать будут из притворства
От выстрелов из-за угла.
Ну а за кем недоглядят,
Того нещадно оживят —
Натрут его, взъерошат, взъерепенят:
Есть спецотряд из тех ребят,
Что мертвецов растеребят, —
Они на день случайности отменят.
И про́бил час, и день возник, —
Как взрыв, как ослепленье.
То тут, то там взвивался крик:
— «Остановись, мгновенье!»
И лился с неба нежный свет,
И хоры ангельские пели,
И люди быстро обнаглели:
«Твори, что хочешь!.. Смерти нет!»
Иной до смерти выпивал
— Но жил, подлец, не умирал.
Другой в пролёты прыгал всяко-разно,
А третьего душил сосед,
А тот его... Ну, словом, все
Добро и зло творили безнаказно.
А тот, кто никогда не знал
Ни драк, ни ссор, ни споров, —
Теперь свой голос поднимал,
Как колья от заборов.
Он торопливо вынимал
Из мокрых мостовых булыжник…
А прежде он был тихий книжник
И зло с насильем презирал.
Кругом никто не умирал, —
А тот, кто раньше понимал
Смерть как награду или избавленье —
Тот бить стремился наповал, —
А сам при этом напевал,
Что, дескать, помнит чудное мгновенье.
Учёный мир — так весь воспрял, —
И врач, науки ради,
На людях яды проверял —
И без противоядий.
Вон там евреям был погром —
Резвилась правящая клика, —
Но все от мала до велика
Живут — всё кончилось добром.
Самоубийц, числом до ста,
Сгоняли танками с моста,
Повесившихся — скопом оживляли.
Фортуну — вон из колеса!
Да! День без смерти удался! —
Застрельщики, ликуя, пировали.
…Но вдруг глашатай весть разнес
Уже к концу банкета,
Что торжество не удалось,
Что кто-то умер где-то —
В тишайшем уголке Земли,
Где спят и страсти, и стихии, —
Реаниматоры лихие
Туда добраться не смогли.
Кто мог дерзнуть? Кто смел посметь?!
И как уговорили Смерть?
Ей дали взятку — Смерть не на работе.
Недоглядели — хоть реви! —
Он просто умер от любви,
На взлёте умер он, на верхней ноте!
Мы в Телеграм