Тёркин на том свете (Александр Твардовский)

Перейти к навигацииПерейти к поиску




Тёркин на том свете


Тридцати неполных лет —
Любо ли не любо —
Прибыл Тёркин
На тот свет,
А на этом убыл.

Убыл-прибыл в поздний час
Но́чи новогодней.
Осмотрелся в первый раз
Тёркин в преисподней…

Так пойдёт — строка в строку
Вразворот картина.
Но читатель начеку:
— Что за чертовщина!

— В век космических ракет,
Мировых открытий —
Странный, знаете, сюжет.
— Да, не говорите!..

— Ни в какие ворота́.
— Тут не без расчёта…
— Подоплёка не проста.
— То-то и оно-то…


x x x


И держись: наставник строг,
Проницает с первых строк…

Ах, мой друг, читатель-дока,
Окажи такую честь:
Накажи меня жестоко,
Но изволь сперва прочесть.

Не спеши с догадкой плоской,
Точно критик-грамотей,
Всюду слышать отголоски
Недозволенных идей.

И с его лихой ухваткой
Подводить издалека —
От ущерба и упадка
Прямо к мельнице врага.

И вздувать такие страсти
Из запаса бабьих снов,
Что грозят Советской власти
Потрясением основ.

Не ищи везде подвоха,
Не пугай из-за куста.
Отвыкай. Не та эпоха —
Хочешь, нет ли, а не та!

И доверься мне по старой
Доброй дружбе грозных лет:
Я зазря тебе не стану
Байки баять про тот свет.

Суть не в том, что рай ли с адом,
Чёрт ли, дьявол — всё равно:
Пушки к бою едут задом, —
Это сказано давно…

Вот и всё, чем автор вкратце
Упреждает свой рассказ,
Необычный, может статься,
Странный, может быть, подчас.
Но — вперёд. Перо запело.
Что к чему — покажет дело.


x x x


Повторим: в расцвете лет,
В самой доброй силе
Ненароком на тот свет
Прибыл наш Василий.

Поглядит — светло́, тепло,
Ходы-переходы —
Вроде станции метро,
Чуть пониже своды.

Перекрытье — не чета
Двум иль трём накатам.
Вот где бомба ни черта
Не проймёт — куда там!

(Бомба! Глядя в потолок
И о ней смекая,
Тёркин знать ещё не мог,
Что — смотря какая.

Что от нынешней — случись
По научной смете —
Так, пожалуй, не спастись
Даже на том свете.)

И ещё — что явь, что сон —
Тёркин не уверен,
Видит, валенками он
Наследил у две́ри.
А порядок, чистота —
Не приткнуть окурок.
Оробел солдат спроста
И вздохнул:
— Культура…

Вот такие бы везде
Зимние квартиры.
Поглядим — какие где
Тут ориентиры.

Стрелка «Вход». А «Выход»? Нет.
Ясно и понятно:
Значит, пламенный привет, —
Путь закрыт обратный.

Значит, так тому и быть,
Хоть и без привычки.
Вот бы только нам попить
Где-нибудь водички.

От неведомой жары
В горле зачерствело.
Да потерпим до поры,
Не в новинку дело.

Видит Тёркин, как туда,
К станции конечной,
Прибывают поезда́
Изо мглы предвечной.
И выходит к поездам,
Важный и спокойный,
Того света комендант —
Генерал-покойник.
Не один — по сторонам
Начеку охрана.
Для чего — судить не нам,
Хоть оно и странно:
Раз уж списан ты сюда,
Кто б ты ни был чином,
Впредь до Страшного суда
Трусить нет причины.

По уставу, сделав шаг,
Тёркин доложился:
Мол, такой-то, так и так,
На тот свет явился.

Генерал, угрюм на вид,
Голосом усталым:
— А с которым, — говорит, —
Прибыл ты составом?

Тёркин — в струнку, как стоял,
Тем же самым родом:
— Я, товарищ генерал,
Лично, пешим ходом.

— Как так пешим?
— Виноват.
(Строги коменданты!)
— Говори, отстал, солдат,
От своей команды?

Так ли, нет ли — всё равно
Спорить не годится.
— Ясно! Будет учтено.
И не повторится.

— Да уж тут что нет, то нет,
Это, брат, безспорно,
Потому как на тот свет
Не придёшь повторно.

Усмехнулся генерал:
— Ладно. Оформляйся.
Есть порядок — чтоб ты знал —
Тоже, брат, хозяйство.
Всех прими да всех устрой —
По заслугам место.
Кто же трус, а кто герой —
Не всегда известно.

Дисциплина быть должна
Чёткая до точки:
Не такая, брат, война,
Чтоб поодиночке…
Проходи давай вперёд —
Прямо по платформе.

— Есть идти! —
И поворот
Тёркин дал по форме.

И едва за стрелкой он
Повернул направо —
Меж приземистых колонн —
Первая застава.

Тотчас всё на карандаш:
Имя, номер, дату.
— Аттестат в каптёрку сдашь,
Говорят солдату.

Удивлён весьма солдат:
— Ведь само собою —
Не положен аттестат
Нам на поле боя.
Раз уж я отда́л концы —
Не моя забота.

— Все мы, братец, мертвецы,
А порядок — вот он.
Для того ведём дела
Строго — номер в номер, —
Чтобы ясность тут была,
Правильно ли помер.
Ведь случалось иногда —
Рана несмертельна,
А его зашлют сюда,
С ним возись отдельно.
Помещай его сперва
В залу ожиданья…
(Тёркин мельком те слова
Принял во вниманье.)

— Ты понятно, новичок,
Вот тебе и дико.
А без формы на учёт
Встань у нас поди-ка.

Но смекнул уже солдат:
Нет беды великой.
То ли, сё ли, а назад
Вороти поди-ка.

Осмелел, воды спросил:
Нет ли из-под крана?
На него, глаза скосив,
Посмотрели странно.

Да вдобавок говорят,
Усмехаясь криво:
— Ты ещё спросил бы, брат,
На том свете пива…

И довольны все́ кругом
Шуткой той злорадной.
Повернул солдат кру-гом:
— Будьте вы неладны…
Позади Учётный стол,
Дальше — влево стрелки.
Повернул налево — стоп,
Смотрит:
Стол проверки.
И над тем уже́ Столом —
Своды много ниже,
Свету меньше, а кругом —
Полки, сейфы, ниши;
Да шкафы, да вертлюги
Сзади, как в аптеке;
Книг толстенных корешки,
Папки, картотеки.
И решёткой обнесён
Этот Стол кромешный
И кромешный телефон
(Внутренний, конечно).

И доносится в тиши
Точно вздох загробный:
— Авто-био опиши
Кратко и подробно…

Поначалу на рожон
Тёркин лезть намерен:
Мол, в печати отражён,
Стало быть, проверен.

— Знаем: «Книга про бойца».
— Ну так в чём же дело?
— «Без начала, без конца» —
Не годится в «Дело».
— Но поскольку я мертвец…
— Это толку мало.
— …То не ясен ли конец?
— Освети начало.

Уклоняется солдат:
— Вот ещё обуза.
Там же в рифму всё подряд,
Автор — член союза…

— Это — мало ли чего,
Той ли меркой мерим.
Погоди, и самого
Автора проверим…

Видит Тёркин, что уж тут
И беда, пожалуй:
Не напишешь, так пришьют
От себя начало.

Нет уж, лучше, если сам.
И у спецконторки,
Примостившись, написал
Авто-био Тёркин.


x x x


По графа́м: вопрос — ответ.
Начал с предков — кто был дед.
«Дед мой сеял рожь, пшеницу,
Обрабатывал надел.
Он не ездил за границу,
Связей также не имел.
Пить — пивал. Порой без шапки
Приходил, в сенях шумел.
Но, помимо как от бабки,
Он взысканий не имел.
Не представлен был к награде,
Не был дед передовой.
И отмечу правды ради —
Не работал над собой.
Уклонялся.
И постольку
Близ восьмидесяти лет
Он не рос уже нисколько,
Укорачивался дед…»


x x x


Так и далее — родных
Отразил и близких,
Всех, что числились в живых
И посмертных списках.

Стол проверки бросил взгляд
На его работу:
— Расписался? То-то, брат.
Следующий — кто там?

Впрочем, стой, — перелистал,
Нет ли где помарок.
— Фотокарточки представь
В должных экземплярах…

Докажи тому Столу:
Что ж, как не запасся,
Как за всю войну в тылу
Не был ты ни часа.
— До поры была со мной
Карточка из дома —
Уступить пришлось одной,
Скажем так, знакомой…
Но суров закон Стола,
Голос тот усопший:
— Это личные дела,
А порядок общий.

И такого никогда
Не знавал при жизни —
Слышит:
— Палец дай сюда,
Обмакни да тисни.

Передёрнуло всего,
Но махнул рукою.
— Палец? Нате вам его.
Что ещё другое?..

Вышел Тёркин на простор
Из-за той решётки.
Шаг, другой — и вот он, Стол
Медсанобработки.
Подошёл — не миновать
Предрешённой встречи.
И, конечно же, опять
Не был обезпечен.

Не подумал, сгоряча
Протянувши ноги,
Что без подписи врача
В вечность нет дороги;

Что и там они, врачи,
Всюду наготове
Относительно мочи́
И солдатской крови.

Ахнул Тёркин:
— Что за чёрт,
Что за постановка:
Ну как будто на курорт
Мне нужна путёвка!
Сколько всяческой возни
В их научном мире.

Вдруг велят:
— А ну, дыхни,
Рот разинь пошире.
Принимал?
— Наоборот. —
И со вздохом горьким:
— Непонятный вы народ, —
Усмехнулся Тёркин.

— Кабы мне глоток-другой
При моём раненьи,
Я бы, может, ни ногой
В ваше заведенье…


x x x


Но солдат — везде солдат:
То ли, сё ли — виноват.
Виноват, что в этой фляге
Не нашлось ни капли влаги, —
Старшина был скуповат,
Не уважил — виноват.

Виноват, что холод жуткий
Жёг тебя вторые сутки,
Что вблизи упал снаряд,
Разорвался — виноват.
Виноват, что на том свете
За живых мертвец в ответе.

Но молчи, поскольку — тлен,
И терпи волынку.
Пропустили сквозь рентген
Всю его начинку.

Не забыли ничего
И науки ради
Исписали на него
Толстых три тетради.

Молоточком — тук да тук,
Хоть оно и больно,
Обстучали всё вокруг —
Чем-то недовольны.

Рассуждают — не таков
За́пах. Вот забота:
Па́хнет парень табаком
И солдатским потом.

Мол, покойник со свежа́
Входит в норму еле,
Словно там ещё душа
Притаилась в теле.

Но и полных данных нет,
Снимок, что ль, нечёткий.
— Приготовься на предмет
Общей обработки.

— Баня? С радостью туда,
Баня — это значит
Перво-наперво — вода.
— Нет воды горячей.
— Ясно! Тот и этот свет
В данном пункте сходны.
И холодной тоже нет?
— Нету. Душ безводный.

— Вот уж это никуда! —
Возмутился Тёркин.
— Здесь лишь мёртвая вода.
— Ну, давайте мёртвой.

— Это — если б сверху к нам,
Поясняет некто, —
Ты явился по частям,
То есть некомплектно.
Мы бы той тебя водой
Малость покропили,
Все́ детали меж собой
В точности скрепили.
И готов — хоть на парад —
Ты во всей натуре…
Приступай давай, солдат,
К общей процедуре.

Снявши голову, кудре́й
Не жалеть, известно.
— Ах, валяйте, да скорей,
Мне бы хоть до места…

Раз уж так пошли дела,
Не по доброй воле,
Тёркин ищет хоть угла
В мрачной той юдоли.

С недосыпу на земле,
Хоть как есть, в одёже,
Отоспаться бы в тепле —
Ведь покой положен.

Вечный, сказано, покой —
Те слова не шутки.
Ну, а нам бы хоть какой,
Нам бы хоть на сутки.

Впереди уходят вдаль,
В вечность коридоры —
Того света магистраль, —
Кверху семафоры.

И видны за полверсты,
Чтоб тебе не сбиться,
Указателей персты,
Надписи, таблицы…

Строгий свет от фонарей,
Сухость в атмосфере.
А дверей — не счесть дверей,
И какие двери!

Все́ плотны́, заглушены
Способом особым,
Выступают из стены
Вертикальным гробом.

И какую ни открой —
Ударяет сильный,
Вместе пыльный и сырой,
Запах замогильный.

И у тех, что там сидят,
С виду как бы люди,
Означает важный взгляд:
«Нету. И не будет».

Тёркин мыслит: как же быть,
Где искать начало?
«Не мешай руководить!» —
Надпись подсказала.

Что тут делать? Наконец
Набрался́ отваги —
Шасть к прилавку, где мертвец
Подшивал бумаги.

Мол, приписан к вам в запас
Вечный — и поскольку
Нахожусь теперь у вас,
Мне бы, значит, койку…

Взглядом сонным и чужим
Тот солдата смерил,
Пальцем — за́ ухо — большим
Указал на двери
В глубине.
Солдат — туда,
Потянул за ручку.
Слышит сзади:
— Ах, беда
С этою текучкой…

Там за дверью первый стол, —
Без задержки следуй —
Тем же, за́ ухо, перстом
Переслал к соседу.

И вели за шагом шаг
Эти знаки всуе,
Без отрыва от бумаг
Дальше указуя.

Но в конце концов ответ
Был членораздельный:
— Коек нет. Постели нет.
Есть приклад постельный.
— Что приклад? На кой он ляд?
Как же в этом разе?
— Вам же ясно говорят:
Коек нет на базе.
Вам же русским языком…
Про́стыни в просушке.
Можем выдать целиком
Стружки
Для подушки.

Соответственны слова
Древней волоките:
Мол, не сразу и Москва,
Что же вы хотите?

Распишитесь тут и там,
Пропуск ваш отмечен.
Остальное — по частям.
— Тьфу ты! — плюнуть нечем.

Смех и грех: навек почить,
Так и то на деле
Было б легче получить
Площадь в жилотделе.

Да притом, когда б живой
Слышал речь такую,
Я ему с его «Москвой»
Показал другую.

Я б его за те слова
Спосылал на базу.
Сразу ль, нет ли та «Москва»,
Он бы понял сразу!

Я б ему ещё вкатил
По гвардейской норме,
Что такое фронт и тыл —
Разъяснил бы в корне…

И уже хотел уйти,
Вспомнил, что, пожалуй,
Не мешало б занести
Вывод в книгу жалоб.

Но отчётлив был ответ
На вопрос крамольный:
— На том свете жалоб нет,
Все́ у нас довольны.

Книги незачем держать, —
Ясность ледяная.
— Так, допустим. А печать —
Ну хотя б стенная?

— Как же, есть.
Пройти пустяк —
За́ угол направо.
Без печати — как же так,
Только это зря вы…

Ладно.
Смотрит — за углом —
О́рган того света.
Над редакторским столом —
Надпись: «Гробгазета».

За столом — не сам, так зам, —
Нам не всё равно ли, —
— Я вас слушаю, — сказал,
Морщась, как от боли.

Полон доблестных забот,
Перебил солдата:
— Не пойдёт. Разрез не тот.
В мелком плане взято.

Авторучкой повертел.
— Да и места нету.
Впрочем, разве что в Отдел
Писем без ответа…

И в безсонный поиск свой
Вникнул снова с головой.

Весь в поту, статейки правит,
Водит носом взад-вперёд:
То убавит, то прибавит,
То своё словечко вставит,
То чужое зачеркнёт.
То его отметит птичкой,
Сам себе и Глав и Лит,
То возьмёт его в кавычки,
То опять же оголит.

Знать, в живых сидел в газете,
Дорожил большим постом.
Как привык на этом свете,
Так и мучится на том.

Вот притих, уставясь тупо,
Рот разинут, взгляд потух.
Вдруг навёл на строчки лупу,
Избоченясь, как петух.

И последнюю проверку
Применяя, тот же лист
Он читает снизу кверху,
А не только сверху вниз.
Верен памятной науке,
В скорбной думе морщит лоб.

Попадись такому в руки
Эта сказка — тут и гроб!
Он отечески согретым
Увещаньем изведёт.
Прах от праха того света,
Скажет: что ещё за тот?

Что за происк иль попытка
Воскресить вчерашний день,
Неизжиток
Пережитка
Или тень на наш плетень?
Впрочем, скажет, и не диво,
Что избрал ты зыбкий путь.
Потому — от коллектива
Оторвался — вот в чём суть.

Задурил, кичась талантом, —
Да всему же есть предел, —
Новым, видите ли, Дантом
Объявиться захотел.

Как же было не в догадку —
Просто вызвать на бюро
Да призвать тебя к порядку,
Чтобы выправил перо.

Чтобы попусту бумагу
На авось не тратил впредь:
Не писал бы этак с маху —
Дал бы планчик просмотреть.

И без лишних притязаний
Приступал тогда к труду,
Да последних указаний
Дух всегда имел в виду.

Дух тот брал бы за основу
И не ведал бы прорух…

Тут, конечно, автор снова
Возразил бы:
— Дух-то дух.
Мол, и я не против духа,
В духе смолоду учён.
И по части духа —
Слуха,
Да и нюха —
Не лишён.

Но притом вопрос не праздный
Возникает сам собою:
Ведь и дух бывает разный —
То ли мёртвый, то ль живой.
За свои слова в ответе
Я недаром на посту:
Мёртвый дух на этом свете
Различаю за версту.
И не той ли метой мечен
Мёртвых слов твоих набор.
Что ж с тобой вести мне речи —
Есть с живыми разговор!

Проходите без опаски
За порог открытой сказки
Вслед за Тёркиным моим —
Что там дальше — поглядим.

Помещенья вроде ГУМа —
Ходишь, бродишь, как дурной.
Только нет людского шума —
Всюду вечный выходной.

Сбился с ног, в костях ломота,
Где-нибудь пристать охота.


x x x


Галереи — красота,
Помещений бездна,
Кабинетов до черта́,
А солдат без места.

Знать не знает, где привал
Маеты безсонной,
Как тот воин, что отстал
От своей колонны.

Догони — и с плеч гора,
Море по колено.
Да не те всё номера,
Знаки и эмблемы.

Неизвестных столько лиц,
Все́ свои, все́ до́ма.
А солдату — попадись
Хоть бы кто знакомый.

Всем по службе недосуг,
Смотрят, не вникая…
И не ждал, не думал — вдруг
Встреча. Да какая!

В двух шагах перед тобой
Друг-товарищ фронтовой.

Тот, кого уже и встретить
Ты не мог бы в жизни сей.
Но и там — и на том свете —
Тоже худо без друзей…

Повстречал солдат солдата,
Друга памятных дорог,
С кем от Бреста брёл когда-то,
Пробираясь на восток.

С кем расстался он, как с другом
Расстаётся друг-солдат,
Второпях — за недосугом
Совершить над ним обряд.

Не посетуй, что причалишь
К месту сам, а мне — вперёд.
Не прогневайся, товарищ.
И не гневается тот.

Только, может, в миг прощальный,
Про себя, живой солдат
Тот безропотно-печальный
И уже нездешний, дальний,
Протяжённый в вечность взгляд
Навсегда в душе отметит,
Хоть уже дороги врозь…

— Друг-товарищ, на том свете —
Вот где встретиться пришлось…

Вот он — в бле́клой гимнастёрке
Без погон —
Из тех времён.
«Значит, всё, — подумал Тёркин, —
Я — где он.
И всё — не сон».

— Так-то брат… —
Слова излишни.
Поздоровались. Стоят.
Видит Тёркин: друг давнишний
Встрече как бы и не рад.

По какой такой причине —
На том свете ли обвык
Или, может, старше в чине
Он теперь, чем был в живых?

— Так-то, Тёркин…
— Так, примерно:
Не понять — где фронт, где тыл.
В окруженьи — в сорок первом —
Хоть какой, но выход был.

Был хоть запад и восток,
Хоть в пути паёк подножный,
Хоть воды, воды глоток!

Отоспись в чащобе за день,
Ночью двигайся. А тут?
Дай хоть где-нибудь присядем —
Ноги в валенках поют…

Повернули с тротуара
В глубь задворков за углом,
Где гробы порожней тарой
Были свалены на слом.

Размещайся хоть на днёвку,
А не то что на привал.
— Доложи-ка обстановку,
Как сказал бы генерал.

Где тут линия позиций, —
Жаль, что карты нет со мной, —
Ну, хотя б — в каких границах
Расположен мир иной?..

— Генерал ты больно скорый,
Уточнился бы сперва:
Мир иной — смотря который, —
Как-никак их тоже два.

И от ног своих разутых,
От портянок отвлечён,
Тёркин — тихо:
— Нет, без шуток?.. —
Тот едва пожал плечом.

— Ты-то мог не знать — заглазно.
Есть тот свет, где мы с тобой,
И конечно, буржуазный
Тоже есть, само собой.

Всяк свои имеет стены
При совместном потолке.
Два тех света, две системы,
И граница на замке.

Тут и там свои уставы
И, как водится оно, —
Всё иное — быт и нравы…
— Да не всё ли здесь равно?

— Нет, брат, — всё тому подобно,
Как и в жизни — тут и там.
— Но позволь: в тиши́ загробной
Тоже — труд, и капитал,
И борьба, и всё такое?..

— Нет, зачем. Какой же труд,
Если вечного покоя
Обстановка там и тут.

— Значит, как бы в обороне
Загорают — тут и там?
— Да. И, ясно, прежней роли
Не играет капитал.

Никакой ему лазейки,
Вечность вечностью течёт.
Денег нету ни копейки,
Капиталу только счёт.

Ну, а в части распорядка —
Наш подъём — для них отбой,
И поверка, и зарядка
В разный срок, само собой.

Вот и всё тебе известно,
Что у нас и что у них.

— Очень, очень интересно… —
Тёркин в горести поник.

— Кто в иную по́ру при́был,
Тот как хочешь, а по мне —
Был бы только этот выбор, —
Я б остался на войне.

На войне о чём хлопочешь?
Ждёшь скорей её конца.
Что там слава или почесть
Без победы для бойца.

Лучше нет — её, победу,
Для живых в бою добыть.
И давай за ней по следу,
Как в жару к воде — попить.

Не о смертном думай часе —
В нём ли главный интерес:
Смерть —
Она всегда в запасе,
Жизнь — она всегда в обрез.

— Так ли, друг?
— Молчи, вояка,
Время жизни истекло.
— Нет, скажи: и так, и всяко,
Только нам не повезло.

Не по мне лежать здесь ле́жнем,
Да уж выписан билет.
Ладно, шут с ним, с зарубежным,
Говори про наш тот свет.

— Что ж, вопрос весьма обширен.
Вот что главное усвой:
Наш тот свет в загробном мире —
Лучший и передовой.

И поскольку уготован
Всем нам этак или так,
Он научно обоснован —
Не на трёх стоит китах.

Где тут пекло, дым иль копоть
И тому подобный бред?
— Всё же, знаешь, сильно топят, —
Вставил Тёркин, — мо́чи нет.

— Да не топят, зря не сетуй,
Так сдаётся иногда,
Кто по-зимнему одетый
Транспортирован сюда.

Здесь ни холодно, ни жарко —
Ни полена дров, учти.
Точно так же — райских парков
Даже званья не найти.

С басней старой всё несходно —
Где тут кущи и сады?
— А нельзя ль простой, природной
Где-нибудь глотнуть воды?

— Забываешь, Тёркин, где ты,
Попада́ешь в ложный след:
Потому воды и нету,
Что, понятно, спросу нет.

Недалёк тот свет соседний,
Там, у них, на старый лад —
Все́ пустые эти бредни:
Свежесть струй и адский чад.

И запомни, повторяю:
Наш тот свет в натуре дан:
Тут ни ада нет, ни рая,
Тут — наука, там — дурман…

Там у них устои шатки,
Здесь фундамент нерушим,
Есть, конечно, недостатки, —
Но зато тебе — режим.

Там, во-первых, дисциплина
Против нашенской слаба.
И, пожалуйста, картина:
Тут — колонна, там — толпа.

Наш тот свет организован
С полной чёткостью во всём:
Распланирован по зонам,
По отделам разнесён.
Упорядочен отменно —
Из конца пройди в конец.
Посмотри:
Отдел военный,
Он, понятно, образец.

Врать привычки не имею,
Ну, а ежели соврал,
Так на местности виднее, —
Поднимайся, генерал…

И в своём строю лежачем
Им предстал сплошной грядой
Тот Отдел, что обозначен
Был армейскою звездой.

Лица воинов спокойны,
Точно видят в вечном сне,
Что, какие были во́йны,
Все́ вместились в их войне.

Отгремел их край передний,
Мнится им в безгласной мгле,
Что была она последней,
Эта битва на земле;

Что иные поколенья
Всех пребудущих годов
Не пойдут на пополненье
Скорбной славы их рядов…

— Чёткость линий и дистанций,
Интервалов чистота…
А возьми Отдел гражданский —
Нет уж, выправка не та.
Разнобой не скрыть известный —
Тот иль этот пост и вес:
Кто с каким сюда оркестром
Был направлен или без…
Кто с профкомовской путёвкой,
Кто при свечке и кресте.
Строевая подготовка
Не на той уж высоте…

Тёркин будто бы рассеян, —
Он ещё и до войны́
Дань свою отда́л музеям
Под командой старшины.

Там соха иль самопрялка,
Шлемы, кости, древний кнут, —
Выходного было жалко,
Но иное дело тут.

Тут уж верно — случай редкий
Всё увидеть самому.
Жаль, что данные разведки
Не доложишь никому.

Так, дивясь иль брови хмуря,
Любознательный солдат
Созерцал во всей натуре
Тот порядок и уклад.

Ни покоя, мыслит Тёркин,
Ни веселья не дано.
Разобрались на четвёрки
И гоняют в домино.

Вот где самая отрада —
Уж за стол как сел, так сел,
Разговаривать не надо,
Думать незачем совсем.

Разгоняют скукой скуку —
Но таков уже тот свет:
Как ни бьют — не слышно стуку,
Как ни курят — дыму нет.

Ах, друзья мои и братья,
Кто в живых до сей поры,
Дорогих часов не тратьте
Для загробной той игры.

Ради жизни скоротечной
Отложите тот «забой»:
Для него нам отпуск вечный
Обезпечен сам собой…

Миновал костяшки эти,
Рядом — тоже не добро:
Заседает на том свете
Преисподнее бюро.

Здесь уж те сошлись, должно́ быть,
Кто не в силах побороть
Заседаний вкус особый,
Им в живых изъевший плоть.

Им ни отдыха, ни хлеба, —
Как усядутся рядком,
Ни к чему земля и небо —
Дайте стены с потолком.

Им что вёдро, что ненастье,
Отмеряй за часом час,
Целиком под стать их страсти
Вечный времени запас.

Вот с величьем натуральным
Над бумагами склонясь,
Видно, делом персональным
Занялися — то-то сласть.

Тут ни шутки, ни улыбки —
Мнимой скорби общий тон.
Признаёт мертвец ошибки
И, конечно, врёт при том.

Врёт не просто скуки ради,
Ходит краем, зная край.
Как послушаешь — к награде
Прямо с ходу представляй.

Но позволь, позволь, голубчик,
Так уж дело повелось,
Дай копнуть тебя поглубже,
Просветить тебя насквозь.

Не мозги, так грыжу вправить,
Чтобы взмокнул от жары,
И в конце на вид поставить
По условиям игры…

Стой-постой! Видать персону,
Необычный индивид.
Сам себе по телефону
На два голоса звонит.

Перед мнимой секретаршей
Тем усердней мечет лесть,
Что его начальник старший —
Это лично он и есть.

И упившись этим тоном,
Вдруг он, голос изменив,
Сам с собою — подчинённым —
Наставительно учтив.

Полон власти несравнимой,
Обращённой вниз, к нулю,
И от той игры любимой
Мякнет он, как во хмелю…

Отвернувшись от болвана
С гордой истовостью лиц,
Обсудить проект романа
Члены некие сошлись.

Этим членам всё известно,
Что в романе быть должно́
И чему какое место
Наперёд отведено.

Изложив свои намётки,
Утверждают по томам.
Нет — что б сразу выпить водки,
Закусить — и по домам.

Дальше — в жёсткой обороне
Очертил запретный круг
Кандидат потусторонних
Или доктор прахнаук.

В предуказанном порядке
Книжки в дело введены,
В них закладками цитатки
Для него застолблены.

Вперемежку их из книжек
На живую нитку нижет,
И с неё свисают вниз
Мёртвых тысячи страниц…

За картиною картина,
Хлопцы дальше держат путь.
Что-то вслух бубнит мужчина,
Стоя в ящике по грудь.

В некий текст глаза упрятал,
Не поднимет от листа.
Надпись: «Пламенный оратор» —
И мочалка изо рта.

Не любил и в жизни бренной
Мой герой таких речей.
Будь ты штатский иль военный,
Дай тому, кто побойчей.

Нет, такого нет порядка,
Речь он держит лично сам.
А случись, пройдёт не гладко,
Так не он её писал.
Всё же там, в краю забвенья,
Свой особый есть резон:
Эти длительные чтенья
Укрепляют вечный сон…

Вечный сон. Закон природы.
Видя это всё вокруг,
Своего экскурсовода
Тёркин спрашивает вдруг:

— А какая здесь работа,
Чем он занят, наш тот свет?
То ли, сё ли — должен кто-то
Делать что-то?
— То-то — нет.

В том-то вся и закавыка
И особый наш уклад,
Что от мала до велика
Все́ у нас руководят.

— Как же так — без производства,
Возражает новичок, —
Что бы только руководство?
— Нет, не только. И учёт.

В том-то, брат, и суть вопроса,
Что темна́ для простаков:
Тут ни пашни, ни покоса,
Ни заводов, ни станков.
Нам бы это всё мешало —
Уголь, сталь, зерно, стада́…

— Ах, вот так! Тогда, пожалуй,
Ничего. А то беда.
Это вроде как машина
Скорой помощи идёт:
Сама режет, сама давит,
Сама помощь подаёт.

— Ты, однако, шутки эти
Про себя, солдат, оставь.
— Шутки!
Сутки на том свете —
Даже к месту не пристал.

Никому бы не мешая,
Без бомбёжки да в тепле
Мне поспать нужда большая
С недосыпу на земле.

— Вот чудак, ужели трудно
Уяснить простой закон:
Так ли, сяк ли — безпробудный
Ты уже вкушаешь сон.
Что тебе привычки тела?
Что там койка и постель?..

— Но зачем тогда отделы,
И начальства корпус целый,
И другая канитель?

Тот взглянул на друга хмуро,
Головой повёл:
— Нельзя.
— Почему?
— Номенклатура, —
И примолкнули друзья.

Тёркин сбился, огорошен
Точно словом нехорошим.


x x x


Всё же дальше тянет нить,
Развивая тему:
— Ну, хотя бы сократить
Данную Систему?
Поубавить бы чуток,
Без беды при этом…

— Ничего нельзя, дружок.
Пробовали. Где там!

Кадры наши, не забудь,
Хоть они лишь тени,
Кадры заняты отнюдь
Не в одной Системе.

Тут к вопросу подойти —
Шутка не простая:
Кто в Системе, кто в Сети —
Тоже Сеть густая.

Да помимо той Сети,
В целом необъятной,
Сколько в Органах — сочти!
— В Органах — понятно.
— Да по всяческим Столам
Список безконечный,
В Комитете по делам
Перестройки Вечной…

Ну-ка, вдумайся, солдат,
Да прикинь, попробуй:
Чтоб убавить этот штат —
Нужен штат особый.

Невозможно упредить,
Где начёт, где вычет.
Словом, чтобы сократить,
Нужно увеличить…

Тёркин под локоть дружка
Тронул осторожно:
— А какая всё тоска,
Просто невозможно.
Ни заботы, ни труда,
А тоска — нет мочи.
Ночь-то — да. А день куда?
— Тут ни дня, ни ночи.

Позабудь, само собой,
О зиме и лете.
— Так, похоже, мы с тобой
На другой планете?

— Нет, брат. Видишь ли, тот свет
Данный мир забвенный,
Расположен вне планет
И самой Вселенной.

Дислокации иной —
Ясно?
— Как не ясно:
То ли дело под луной
Даже полк запасный.
Там — хоть норма голодна
И гоняют лихо,
Но покамест есть война —
Виды есть на выход.

— Пообвыкнешь, новичок,
Будет всё терпимо:
Как-никак — оклад, паёк
И табак без дыма…

Тёркин слышит, не поймёт —
Вроде, значит, кормят?
— А паёк загробный тот
По какой же норме?

— По особой. Поясню
Постановку эту:
Обозначено в меню,
А в натуре нету.

— Ах, вот так… — Глядит солдат,
Не в догадку словно.
— Ну, ещё точней, оклад
И паёк условный.

На тебя и на меня
Числятся в расходе.
— Вроде, значит, трудодня?
— В некотором роде…

Всё по форме: распишись —
И порядок полный.
— Ну, брат, это же — не жизнь!
— Вон о чём ты вспомнил.
Жизнь! И слушать-то чудно:
Ведь в загробном мире
Жизни быть и не должно́, —
Дважды два — четыре…


x x x


И на Тёркина солдат
Как-то сбоку бросил взгляд.
Так-то близко, далеко́ ли
Новый видится квартал.
Кто же там во власть покоя
Перед вечностью предстал?

— Любопытствуешь?
— Ещё бы.
Постигаю мир иной.
— Там отдел у нас Особый,
Так что — лучше стороной…

— Посмотреть бы тоже ценно.
— Да нельзя, поскольку он
Ни гражданским, ни военным
Здесь властям не подчинён.

— Что ж. Особый есть Особый.
И вздохнув, примолкли оба.


x x x


…Там — рядами по годам
Шли в строю незримом
Колыма и Магадан,
Воркута с Нарымом.

За черту́ из-за черты,
С разницею малой,
Область вечной мерзлоты
В вечность их списала.

Из-за проволоки той
Белой-поседелой —
С их особою статьёй,
Приобщённой к делу…

Кто, за что, по воле чьей —
Разберись, наука.
Ни оркестров, ни речей,
Вот уж где — ни звука…

Память, как ты ни горька,
Будь зарубкой на века!


x x x


— Кто же всё-таки за гробом
Управляет тем Особым?

— Тот, кто в этот комбинат
Нас послал с тобою.
С чьим ты именем, солдат,
Пал на поле боя.
Сам не помнишь? Так печать
Донесёт до внуков,
Что ты должен был кричать,
Встав с гранатой. Ну-ка?

— Без печати нам с тобой
Знато-перезнато,
Что в бою — на то он бой —
Лишних слов не надо.

Что вступают там в права
И бывают кстати
Больше прочих те слова,
Что не для печати…

Так идут друзья рядком.
Вволю места думам
И под этим потолком,
Сводчатым, угрюмым.

Тёркин вовсе помрачнел.
— Невдомёк мне словно,
Что Особый ваш Отдел
За самим Верховным.

— Все́ за ним, само собой,
Выше нету власти.
— Да, но сам-то он живой?
— И живой. Отчасти.

Для живых родной отец,
И закон, и знамя,
Он и с нами, как мертвец, —
С ними он и с нами.

Устроитель всех суде́б,
Тою же порою
Он в Кремле при жизни склеп
Сам себе устроил.

Невдомёк ещё тебе,
Что живыми правит,
Но давно уж сам себе
Памятники ставит…

Тёркин шапкой вытер лоб —
Сильно топят всё же, —
Но от слов таких озноб
Пробежал по коже.

И смекает голова,
Как ей быть в ответе,
Что слыхала те слова,
Хоть и на том свете.

Да и мы о том, былом,
Речь замнём покамест,
Чтоб не быть иным числом,
Задним, — смельчаками…

Слишком памятны черты́
Власти той безмерной…

— Тёркин, знаешь ли, что ты
Награждён посмертно?
Ты — сюда с передовой,
Орден следом за тобой.

К нам приписанный навеки,
Ты не знал наверняка,
Как о мёртвом человеке
Здесь забота велика.

Доложился — и порядок,
Получай, задержки нет.

— Лучше всё-таки награда
Без доставки на тот свет.

Лучше быть бы ей в запасе
Для иных желанных дней:
Я бы даже был согласен
И в Москву скатать за ней.

Так и быть уже́. Да что там!
Сколько есть того пути
По снегам, пескам, болотам
С полной выкладкой пройти.

То ли дело мимоходом
Повстречаться с той Москвой,
Погулять с живым народом,
Да притом, что сам живой.

Ждать хоть год, хоть десять кряду,
Я б живой не счёл за труд.
И пускай мне там награду
Вдвое меньшую дадут…

Или вовсе скажут: рано,
Не видать ещё заслуг.
Я оспаривать не стану.
Я — такой. Ты знаешь, друг.

Я до почестей не жадный,
Хоть и чести не лишён…
— Ну, расчувствовался. Ладно.
Без тебя вопрос решён.
Как ни что, а всё же лестно
Нацепить её на грудь.

— Но сперва бы мне до места
Притулиться где-нибудь.

— Ах, какое нетерпенье,
Да пойми — велик заезд:
Там, на фронте, наступленье,
Здесь — нехватка спальных мест.

Ты, однако, не печалься,
Я порядок наведу,
У загробного начальства
Я тут всё же на виду.

Словом, где-нибудь приткнёмся.
Что смеёшься?
— Ничего.
На том свете без знакомства
Тоже, значит, не того?

Отмахнулся друг бывалый:
Мол, с бедой ведём борьбу.
— А ещё тебе, пожалуй,
Поглядеть бы не мешало
В нашу стереотрубу.

— Это что же ты за диво
На утеху мне сыскал?
— Только — для загробактива,
По особым пропускам…

Нет, совсем не край передний,
Не в дыму разрывов бой, —
Целиком тот свет соседний
За стеклом перед тобой.

В чёткой форме отраженья
На вопрос прямой ответ —
До какого разложенья
Докатился их тот свет.

Вот уж точно, как в музее —
Что к чему и что почём.
И такие, брат, мамзели,
То есть — просто нагишом…

Тёркин слышит хладнокровно,
Даже глазом не повёл.
— Да. Но тоже ведь условный
Этот самый женский пол?..

И опять тревожным взглядом
Тот взглянул, шагая рядом.


x x x


— Что условный — это да,
Кто же спорит с этим,
Но позволь и мне тогда
Кое-что заметить.

Я подумал уж не раз,
Да смолчал, покаюсь:
Не условный ли меж нас
Ты мертвец покамест?

Посмотрю — ни дать ни взять,
Всё тебе охота,
Как в живых, то пить, то спать,
То ещё чего-то…
— Покурить! — И за кисет
Ухватился Тёркин:
Не занёс ли на тот свет
Чуточку махорки?

По карманным уголкам
Да из-за подкладки —
С хлебной крошкой пополам —
Выгреб все́ остатки.

Затянулся, как живой,
Той наземной, фронтовой,
Той надёжной, неизменной,
Той одной в страде военной,
В час грозы и тишины —
Вроде старой злой жены́,
Что иных тебе дороже —
Пусть красивей, пусть моложе
(Да от них и самый вред,
Как от лёгких сигарет).

Угощаются взаимно
Разным куревом дружки.
Оба — дымный
И бездымный
Проверяют табаки.

Тёркин — строгий дегустатор,
Полной мерой раз и два
Потянул, вернул остаток
И рукой махнул:
— Трава.
На-ко нашего затяжку.
Друг закашлялся:
— Отвык.
Видно, вправду мёртвым тяжко,
Что годится для живых…

— Нет, а я оттуда выбыл,
Но и здесь, в загробном сне, —
То, чего не съел, не выпил, —
Не даёт покоя мне.

Не добрал, такая жалость,
Там стаканчик, там другой.
А закуски той осталось —
Ах ты, сколько — да какой!

За рекой Угро́й в землянке —
Только сел, а тут «в ружьё!» —
Не доел консервов банки,
Так и помню про неё.

У хозяйки белорусской
Не доел куле́ш свиной.
Правда, прочие нагрузки,
Может быть, тому виной.

А вернее — сам повинен:
Нет — чтоб время не терять —
И того не споловинил,
Что до крошки мог прибрать.

Поддержать в пути здоровье,
Как тот путь бывал ни крут,
Зная доброе присловье:
На том свете не дадут…

Тут, встревожен не на шутку,
Друг прервал его:
— Минутку!..


x x x


Докатился некий гул,
Задрожали стены.
На том свете свет мигнул,
Залили́сь сирены.

Прокатился долгий вой
Над глухим покоем…

Дали вскорости отбой.
— Что у вас такое?

— Так и быть — скажу тебе,
Но держи в секрете:
Это значит, что ЧП
Нынче на том свете.

По тревоге розыск свой
Подняла Проверка:
Есть опасность, что живой
Просочился сверху.

Чтобы дело упредить,
Срочное заданье:
Ну… изъять и поместить
В зале ожиданья.

Запереть двойным замком,
Подержать негласно,
Полноценным мертвяком
Чтобы вышел.
— Ясно.

— И по-дружески, любя,
Тёркин, будь уверен —
Я дурного для тебя
Делать не намерен.

Но о том, что хочешь жить,
Дружба, знаешь, дружбой,
Я обязан доложить…
— Ясно…
— …куда нужно.

Чуть ли что — меня под суд.
С места же сегодня…
— Так. Боишься, что пошлют
Дальше преисподней?

— Всё ты шутки шутишь, брат,
По своей ухватке.
Фронта нет, да есть штрафбат,
Органы в порядке.

Словом, горе мне с тобой, —
Ну какого чёрта
Бродишь тут, как чумовой,
Безпокоишь мертвых.

Нет — чтоб вечности служить
С нами в тесной смычке, —
Всем в живых охота жить.
— Дело, брат, в привычке.

— От привычек отвыкай,
Опыт расширяя,
У живых там, скажешь, — рай?
— Далеко́ до рая.

— То-то!
— То-то, да не то ж.
— До чего упрямый.
Может, всё-таки дойдёшь
В зале в этой самой?

— Не хочу.
— Хотеть — забудь.
Да и толку мало:
Всё равно обратный путь
Повторять сначала.

— До поры зато в строю —
Хоть на марше, хоть в бою.

Срок придёт, и мне травою
Где-то в мире прорасти.
Но живому — про живое,
Друг бывалый, ты прости.

Если он не даром про́жит,
Тыловой ли, фронтовой —
День мой вечности дороже,
Безконечности любой.

А ещё сознаться можно,
Потому спешу домой,
Чтоб задачей неотложной
Загорелся автор мой.

Пусть со слов моих подробно
Отразит он мир загробный,
Всё по правде. А приврёт —
Для наглядности подсобной —
Не беда. Наоборот.

С доброй выдумкою рядом
Правда в целости жива.
Пушки к бою едут задом, —
Это верные слова…

Так что, брат, с меня довольно
До пребудущих времён.
— Посмотрю — умён ты больно!
— А скажи, что не умён?

Прибедняться нет причины:
Власть Советская сама
С малых лет уму учила —
Где тут будешь без ума?

На ходу снимала пробу,
Как усвоил курс наук.
Не любила ждать особо,
Если понял что не вдруг.

Заложила впредь задатки
Дело видеть без очков,
В умных нынче нет нехватки,
Поищи-ка дураков.

— Что искать — у нас избыток
Дураков — хоть пруд пруди,
Да каких ещё набитых —
Что в Системе, что в Сети…

— А куда же их, примерно,
При излишестве таком?
— С дураками планомерно
Мы работу здесь ведём.

Изучаем досконально
Их природу, нравы, быт,
Этим делом специальный
Главк у нас руководит.

Дуракам перетасовку
Учиняет на постах.
Посылает на низовку,
Выявляет на местах.

Тех туда, а тех туда-то —
Чёткий график наперёд.
— Ну, и как же результаты?
— Да ведь разный есть народ.

От иных запросишь чу́ру —
И в отставку не хотят.
Тех, как водится, в цензуру —
На повышенный оклад.

А уж с этой работёнки
Дальше некуда спешить…
Всё же — как решаешь, Тёркин?
— Да как есть: решаю жить.

— Только лишняя тревога.
Видел, что за поезда́
Неизменною дорогой
Направляются сюда?

Все́ сюда, а ты обратно,
Да смекни — на чём и как?
— Поезда́ сюда, понятно,
Но отсюда — порожняк?

— Ни билетов, ни посадки
Нет отсюда «на-гора».
— Тормозные есть площадки,
Есть подножки, буфера́…

Или память отказала,
Позабыл в загробном сне,
Как в атаку нам, бывало,
Доводилось на броне?

— Трудно, Тёркин, на границе,
Много легче путь сюда…
— Без труда, как говорится,
Даже рыбку из пруда…

А к живым из края мёртвых —
На площадке тормозной —
Это что — езда с комфортом, —
Жаль, не можешь ты со мной
Бросить эту всю халтуру
И домой — в родную часть.

— Да, но там в номенклатуру
Мог бы я и не попасть.
Занимая в преисподней
На сегодня видный пост,
Там-то что я на сегодня?
Стаж и опыт — псу под хвост?..
Вместе бе́з году неделя,
Врозь на вечные века…

И внезапно из тоннеля —
Вдруг — состав порожняка.

Вмиг от грохота и гула
Онемело всё вокруг…
Ах, как поручни рвануло
Из живых солдатских рук;
Как хватало мёртвой хваткой
Изо всех загробных сил!
Но с подножки на площадку
Тёркин всё-таки вступил.

Долей малой перевесил
Груз, тянувший за шинель.
И куда как бодр и весел,
Пролетает сквозь тоннель.

Комендант иного мира
За охраной суетно́й
Не заметил пассажира
На площадке тормозной.

Да ему и толку мало:
Порожняк и порожняк.
И прощальный генералу
Тёркин ручкой сделал знак.

Дескать, что кому пригодней.
На себя ответ беру,
Рад весьма, что в преисподней
Не пришёлся ко двору.

И как будто к нужной цели
Прямиком на белый свет,
Вверх и вверх пошли тоннели
В гору, в гору. Только — нет!

Чуть смежи́л глаза устало,
И не стало в тот же миг
Ни подножки, ни состава —
На своих опять двоих.

Вот что значит без билета,
Невесёлые дела.
А дорога с того света
Далека́ ещё была.

Поискал во тьме руками,
Чтоб на ощупь по стене…
И пошло всё то кругами,
От чего кричат во сне…

Там в страде невыразимой,
В темноте — хоть глаз коли —
Всей войны́ крутые зи́мы
И жары́ её прошли.

Там руин горячий щебень
Бомбы рушили на грудь,
И огни толклися в небе,
Заслоняя Млечный Путь.

Там валы, завалы, кручи
Громоздились поперёк.
И песок сухой, сыпучий
Из-под ног безсильных тёк.

И мороз по голой коже
Драл ножовкой ледяной.
А глоток воды дороже
Жизни, может, был самой.

И до робкого сознанья,
Что забрезжило в пути, —
То не Тёркин был — дыханье
Одинокое в груди.

Боль была без утоленья
С тёмной тяжкою тоской.
Неисходное томленье,
Что звало принять покой…

Но вела, вела солдата
Сила жизни — наш ходатай
И заступник всех верней, —
Жизни бренной, небогатой
Золотым запасом дней.

Как там смерть ни билась круто,
Переменчива борьба,
Час настал из долгих суток,
И настала та минута —
Дотащился до столба.

До границы. Вот застава,
Поперёк дороги жердь.
И дышать полегче стало,
И уже сама устала
И на шаг отстала Смерть.

Вот уж до́ма — только б ноги
Перекинуть через край.
Но не в силах без подмоги,
Пал солдат в конце дороги.
Точка, Тёркин. Помирай.

А уж то-то неохота,
Никакого нет расчёта,
Коль от смерти ты утёк.
И всего-то нужен кто-то,
Кто бы капельку помог.

Так бывает и в обычной
Нашей сутолоке здесь:
Вот уж всё, что мог ты лично,
Одолел, да вышел весь.

Даром всё — легко ль смириться —
Годы мук, надежд, труда…
Был бы Бог, так помолиться.
А как нету — что тогда?

Что тогда — в тот час недобрый,
Испытанья горький час?
Человек, не чин загробный,
Человек, тебе подобный, —
Вот кто нужен, кто бы спас…

Смерть придвинулась украдкой,
Не проси — скупа, стара…

И за той минутой шаткой
Нам из сказки в быль пора.

В этот мир живых, где ныне
Нашу службу мы несём…

— Редкий случай в медицине, —
Слышит Тёркин, как сквозь сон.

Проморгался в тёплой хате,
Простыня — не белый снег,
И стоит над ним в халате
Не покойник — человек.

И хотя вздохнуть свободно
В полный вздох ещё не мог,
Чует — жив! Тропой обхо́дной
Из жары, из тьмы безводной
Душу с телом доволок.
Словно той живой, природной,
Дорого́й воды холодной
Выпил целый котелок…

Поздравляют с Новым годом.
— Ах, так вот что — Новый год!
И своим обычным ходом
За стеной война идёт.

Отдохнуть в тепле не шутка.
Дай-ка, думает, вздремну.

И дивится вслух наука:
— Ай да Тёркин! Ну и ну!
Воротился с того света,
Прибыл вновь на белый свет.
Тут уж верная примета:
Жить ему ещё сто лет!


x x x


— Точка?
— Вывернулся ловко
Из-под крышки гробовой
Тёркин твой.
— Лиха концовка.
— Точка всё же с запятой…

— Как же: Тёркин на том свете!
— Озорство и произвол:
Из живых и сущих в не́ти
Автор вдруг его увёл.
В мир загробный.

— А постольку
Сам собой встаёт вопрос:
Почему же не на стройку?
— Не в колхоз?
— И не в совхоз?
— Почему не в цех к мотору?
— Не к мартену?
— Не в забой?
— Даже, скажем, не в контору? —
Годен к должности любой.

— Молодца́ такой закваски —
В кабинеты — не расчёт.
— Хоть в ансамбль грузинской пляски,
Так и там не подведёт.

— Прозевал товарищ автор,
Не потрафил в первый ряд —
Двинуть парня в космонавты.
— В космонавты — староват.

— Впору был бы по отваге
И развитию ума.
— В космонавты?
— Нет, в завмаги!
— Ох, запутают.
— Тюрьма…

— Укрепить бы сеть Нарпита.
— Да не худо бы Жилстрой…
— А милиция забыта?
— А пожарник — не герой?..

Ах, читатель, в этом смысле
Одного ты не учёл:
Всех тех мест не перечислить,
Где бы Тёркин подошёл.

Спор о том, чьим быть герою
При наличьи стольких свойств,
Возникал ещё порою
Меж родами наших войск.

Тёркин — тем ли, этим боком —
В жизни воинской своей
Близок был в раскате дней
И с войны́ могучим богом,
И гремел по тем дорогам
С маршем танковых частей,
И везде имел друзей,
Оставаясь в смысле строгом
За царицею полей.

Потому в солдатском толке,
По достоинствам своим,
Признан был героем Тёркин
Как бы общевойсковым…

И совсем не по закону
Был бы он приписан мной —
Вдруг — по ведомству какому
Или отрасли одной.

На него уже управа
Недействительна моя:
Где по нраву —
Там по праву
Выбирает он края.

И не важно, в самом деле,
На каком теперь посту —
В министерстве иль артели
Занимает высоту.
Там, где жизнь, ему привольно,
Там, где радость, он и рад,
Там, где боль, ему и больно,
Там, где битва, он — солдат.
Хоть иные батареи
И калибры встали в строй,
И всему иной покрой…
Автор — пусть его стареет,
Пусть не старится герой!

И такой сюжет для сказки
Я избрал не потому,
Чтобы только без подсказки
Сладить с делом самому.

Я в свою ходил атаку,
Мысль одна владела мной:
Слажу с этой, так со всякой
Сказкой слажу я иной.

И в надежде, что задача
Мне пришлася по плечу,
Я — с чего я книжку начал,
Тем её и заключу.

Я просил тебя покорно
Прочитать её сперва.
И теперь твои безспорны,
А мои — ничто — права.

Не держи теперь в секрете
Ту ли, эту к делу речь.
Мы с тобой на этом свете:
Хлеб-соль ешь,
А правду режь.

Я тебе задачу задал,
Суд любой в расчёт беря.
Пушки к бою едут задом —
Было сказано не зря.


<1954—1963>

http://lib.ru/POEZIQ/TWARDOWSKIJ/terkin2.txt

http://books.google.ru/books?id=VTy9m0mRjq4C