…Уж вечер тихо догорал,
Но всё же дальше я шагал.
Свет звёзд мне говорил:
«Иди — и всё узнаешь впереди».
И долго шёл я так, мой друг,
Всё шёл и шёл, и вижу вдруг:
Дом удивительный стоит,
Плющом задумчивым обвит,
И мхом колонны поросли,
И сети пауки сплели
На всех решётках и кустах
И даже в древних ворота́х.
Кругом деревья шелестят
И скрыться от жары манят,
А дикий, сочный виноград
Покрыл заглохший старый сад.
Мне так хотелось отдохнуть,
От солнца скрыться и заснуть!
Я много уж ночей не спал
И так устал, устал, устал,
Что не стерпел тут — и вхожу,
На травку сочную гляжу.
Вдруг вижу я: передо мной
Сидит старик, как лунь седой.
Он книги держит, в них глядит
И сам с собою говорит.
Он говорит, что жизнь есть сон,
Что не живёт, а спит лишь он,
И вспоминает он во сне
Всё о былой своей весне,
Он тень её в себе хранит
И долго, долго тихо спит.
Прошло уж много дней и лет,
А пробужденья ещё нет.
Когда же минет сон земной —
Он встретится с весной,
Средь новых, избранных людей,
Невыразимых здесь идей…
И здесь остановился он,
Каким-то словом поражён.
И, сам не зная почему,
Я обратился здесь к нему:
— О старец древний и седой,
Скажи путь к Истине святой!
Я долго мучусь, и терплю,
И сердце бедное томлю
Вопросом жизни роковым,
Им только занят я одним:
Кто я? Зачем? Куда иду?
Что после жизни я найду?
Мне нужно это твёрдо знать,
Иначе не могу дышать,
Без цели жить, как все живут,
Копя́т, работают и жрут?
Так лучше уж не жить совсем,
Когда не знаешь сам, зачем.
Но если только здесь конец,
Зачем тогда, скажи, отец,
Зачем в груди огонь горит
И дальше шествовать велит?
Не может быть, чтоб только миг…
Но тут подня́л он взор от книг,
Рукой меня к себе позвал
И слабо-слабо прошептал:
«Приблизься, правды бедный сын,
Не думай, что ты лишь один
Вопросом занят роковым,
Вопросом вечным и живым.
Вот я уж сколько прожил лет,
А на вопрос ответа нет.
Теперь уж стал совсем седой,
А он, вопрос, всё молодой.
Себя чтоб лучше изучить,
Скорей ответ себе открыть,
Я удалился от людей,
От дел их шумных и страстей,
От женщин чудных, от девиц.
От юных глаз, от юных лиц,
И страсть моя, весь мой недуг —
Люблю я эти книги, друг.
Читаю их, — и в этот миг
Он указал на груды книг. —
Здесь искры многих, друг, огней
Здесь философия людей,
И ей душа моя полна,
Утеха старости она.
Пред ней цари склонялись ниц,
Она царица всех цариц.
И, очарован, перед ней
В теченьи жизни всей моей
Сижу, как мёртвый истукан.
Как ночи тёмный океан,
Её глубокие глаза;
Ни ветер бурный, ни гроза
Меня от них не оторвёт,
И в них душа моя живёт.
Пусть это, может быть, недуг,
Но философия, мой друг,
Дороже жизни мне моей,
Одежды, пищи и друзей,
Богатства, силы и вина,
Прекрасней женщин, слаще сна.
Ты философию возьми,
Её, прекрасную, пойми
И в тишине немых ночей
Взгляни ты в глубь её очей —
И поразишься сразу ты
Лучом безсмертной красоты,
И с места уж не сможешь встать,
И глаз не сможешь оторвать
Средь безмятежной тишины
От дум великих глубины.
Пред ней цари склонялись ниц,
Она царица всех цариц!»
И книги мудрые я взял,
И понемногу прочитал,
И пыль веков от них стряхнул,
И в очи тёмные взглянул.
Но философия людей
При свете свечечки моей
Мне показалася тогда
Такой, как и была всегда:
Совсем-совсем не молодой —
Старухой дряхлой и седой.
И падал свечки моей свет
В морщины многих, многих лет,
По ним века́ лишь я считал
И мысли древние читал.
Жара давно уже прошла,
Заря давно уже зашла,
В звезда́х был тёмный небосклон,
И ночь несла всем тихий сон.
Старик давно уж сладко спал,
Я книги мудрые читал.
И проходили предо мной
Холодной медленной волной
Ряды философов, людей,
Миры их мыслей и идей.
Один сказал: «Всё есть вода».
Другой сказал: «Всё — пустота».
А Гераклит одно твердит:
«Всё есть огонь, огонь горит,
Огонь везде, огонь во мне,
Везде огонь, весь мир в огне.
И здесь и там огонь горит,
Он, словно царь, над всем царит».
Но что же мне-то во всём том:
Будь всё водой, будь всё огнём?
Мне нужно знать, зачем здесь я?
Зачем томится жизнь моя?
«Здесь всё не то, а как 6ы сон, —
Сказал, задумавшись, Платон. —
Здесь нет вещей и правды дней —
Здесь мир лишь образов, тене́й,
Что отражают сквозь эфир
Незримый нами вечный мир,
Мир безтелесных лишь идей,
Но скрыт от взоров он людей».
— Но почему, скажи, Платон,
Так длинен этой жизни сон?
И что такое мир идей?
Зачем сокрыт он от людей?
Зачем, скажи, твой мир сокрыт,
Когда душа моя болит?
Зачем я здесь, зачем я есть?
Но мой Платон молчал, молчал,
Он видел сон, в идеях спал.
А вот, вдаль устремляя взор,
Встаёт великий Пифагор,
Весь измождённый от поста,
Туника белая чиста,
Её боится замарать.
Вот начинает он считать:
«Один, два, три, четыре, пять —
Всё можно здесь числом понять,
И всё, что только в ум пришло,
Есть только мера и число».
— Но, мой великий Пифагор,
Ты говоришь как будто вздор.
Ведь ты один и я один,
Весь мир — отдельных величин,
И ведь живёт душа одна,
Неразделимая она.
Ты можешь смерить плоть и кровь,
Но как ты смеряешь любовь?
Как сосчитаешь ты мечты?
Как свесишь царство красоты?
Душа — я знаю, что одна.
Но где, скажи, её весна?
Скажи, зачем она живёт?
Скажи, потом куда пойдёт?
И отвечал тут Пифагор
Такой ужасный, глупый вздор:
«Потом в тела других людей,
Растений, может быть, зверей
Душа твоя опять войдёт
И снова по́ миру пойдёт».
— О, не пойму тебя я, друг!
Зачем же этот вечный круг:
То быть котёнком, то ребёнком,
То женщиной, то жеребёнком,
То львом, то птицей, то змеёю,
То тигром, деревом, свиньёю?
Или душа моя актёр?
О нет, ты просто фантазёр!
К чему же это представленье?
Кому нужно́ моё мученье?
Ведь тем лишь ду́ши хороши,
Что нет стандартной здесь души.
Душа всегда, везде одна,
Неразделимая она,
А тело — дом её родной,
Хоть и разбитый и больной.
Не нужно ей здесь представляться,
В чужие шкуры наряжаться,
Она не может измениться,
В свинью иль муху превратиться.
Ей нужно жить — не притворяться.
Мне нужно быть, а не казаться!..
И дальше, дальше я читал
И много толков услыхал
Я из дали забытых лет,
Но не мерцал в них правды свет.
Один сказал: «Всё здесь есть что».
Другой сказал: «Всё есть ничто.
И солнца свет, и ширь полей —
Воображенье лишь людей.
Времён, пространства тоже нет,
И звук — не звук, и цвет — не цвет».
Один сказал: «Всё здесь стоит».
Другой сказал: «Всё, всё бежит
И здесь и там, везде, кругом».
Но что же мне-то во всём том?
Пусть мир хоть пляшет, хоть стоит!
Зачем душа моя болит?
Нет, и Платон, и Демокрит,
Фалес, Зенон и Гераклит,
И много-много, всех не счесть,
Всё, что успел тогда прочесть,
Болтали просто ерунду —
Я не поверил ни в одну
Их мысль без Истины святой.
Они, как ищущий слепой,
Руками щупали пути,
А с места трудно им сойти.
Мне нужно знать, зачем здесь я,
Зачем болит душа моя,
И после что же меня ждёт,
И жизнь меня зачем гнетёт?
Нет, философия людей
Души не радует моей,
И глаз незрячих океан
Был старика простой обман.
А в молчаньи но́чи
С высоты небесной
Страстно смотрят очи
Жизни неизвестной…
А я, несчастный, как в бреду,
Никак ответа не найду.
О, не довольно ли искать
И тайну вечную пытать?
Пусть ум на время замолчит,
Пусть сердце над душой царит,
И, как берёзка пела мне
В моём далёком тихом сне,
Пусть сердце учится любить
И просто, как природа, жить.
Но я читал в одной из книг,
Что и любовь, и жизнь — лишь миг,
И счастье — тоже миг один.
Над мигом только властелин
Ты, бедный, слабый человек,
И только миг один — твой век,
И вся любовь и красота —
Одна минутная мечта.
О нет, любовь немногих дней
Покой не даст душе моей,
И капля счастья в мире зла
Не будет сердцу весела,
Когда один остался миг —
И буду дряхлый я старик.
Меня страшит могилы тень,
Меня страшит последний день.
Я вспомнил Книгу книг святых
Людей, великих и простых,
В которой Бог Сам говорил,
Когда ещё с людьми я жил.
Решил я сразу повернуть
На прежний, детский, светлый путь,
Решил по-детски всё понять
И, как дитя, слова принять.
Я Книгу книг с любовью взял,
Слова Спасителя читал.
И снился мне чудесный сон,
И снилось мне, что снова Он
О жизни истинной учил
И властно сердцу говорил:
«Я Жизнь, Я Истина, Я Свёт,
И кто со Мной, тем смерти нет,
И кто свой крест с собой несёт,
И кто ко Мне всегда идёт —
Не изгоню того Я вон.
Любовь — единый Мой закон.
И реки жизни потекут
У тех, кто вслед Меня пойдут.
Я дам им вечную весну.
Но тесен путь в Мою страну,
Немногие в неё войдут,
Немногие путём пойдут.
Нужна здесь сердца чистота,
Любви великой красота.
А старости и смерти входа нет,
Где вечно — юность, вечно — свет.
И не видать тому страны,
В ком нет младенческой весны,
Кто дряхло жизнь свою живёт,
Красот страны той не поймёт.
Нужна дитяти простота,
И не пропустят ворота́
Скупых, богатых стариков,
Умом и сердцем гордецов.
И кто за Мной в Мой путь пойдёт,
Пусть крест сначала свой возьмёт,
Пусть бросит всё, чем раньше жил
И в сердце дряхлого хранил.
И должен он иметь любовь,
А если стар — родиться вновь.
Ребёнком надо вечным стать,
Чтоб Царство Вечное принять.
Всегда в ребёнке есть весна,
Всегда живёт лишь в нём она.
Отринуть всё, что плоть и кровь, —
И в жизнь вступить, родившись вновь.
Я в жизни и в любви вам дал
Недостижимый идеал:
Быть совершенным, как Отец,
Всех Промыслитель и Творец.
Вот здесь и есть всегда весна,
И безпредельная страна —
Расти всегда, без дней, без лет,
Конца же росту вечно нет.
Всё выше, выше, без конца —
К любви и к милости Отца,
Всегда расти, как к солнцу цвет,
Расти без дней, расти без лет,
Расти без времени, всегда,
Не увядая никогда,
Затем, что нет нигде конца
Любви и мудрости Отца.
В величьи чудном всякий прост,
Где вечно детство, вечно рост,
А если рост, то и весна,
А если детство — жизнь полна.
И на вопрос готов ответ:
Цель жизни — Божий вечный Свет,
Цель жизни — в Боге жизнь сама,
Цель жизни — вечная весна.
Затем ведь и ребёнком надо вечным стать,
Чтоб вечно жить, расти и расцветать».
И дальше много говорил,
Что Он воскрес, что искупил
Он грешников, за них пролил Он кровь,
Что весь Закон Его — Любовь,
Что после снова Он придёт
И всех в одну семью сберёт.
Он говорил, что жизнь дороже мира,
Что не ценна богатая порфира —
Ценней Ему слеза блудницы,
И лепта малая вдовицы
Ценнее золота купцов,
И вздох один сильнее слов,
Что каждый дорог средь людей
Незаменимостью своей,
Что каждый должен здесь бороться до конца,
Что каждый здесь есть сын Небесного Отца —
И муж, и старец, и дитя —
Все дети, все одна семья,
О всех заботится Отец,
Что стадо целое овец
Не заменит Ему овцы одной,
Хоть и заблудшей, и больной.
И, углубляясь, я узнал,
Зачем я жил, зачем страдал,
Зачем я должен дальше жить,
Зачем терпеть, страдать, любить.
Не к этой временной, земной —
Мы к жизни призваны иной.
Он в жизни и любви нам дал
Недостижимый идеал —
Быть совершенным, как Сам Бог.
Никто не может и не мог
В такую высь ещё достичь.
Но как же здесь тогда постичь
Христа Спасителя завет?
Но на вопрос готов ответ:
Ответ здесь — вечная весна,
Она решает всё одна.
Затем ведь и ребёнком вечным надо стать,
Чтоб вечно жить, расти и расцветать.
Ответ совсем, совсем простой:
Никто тебе не скажет «Стой!» —
Нет остановок, нет границ,
И не увидишь старых лиц,
Затем, что увяданья нет,
Где вечный рост, где вечный Свет,
Где каждый в каждом видит брата
И погрузи́тся без возврата
Избра́нных душ великий стан
В Любви безбрежной океан.
Там будет друг ко другу прост,
Там будет вечно детство, рост,
А если рост, то и весна,
А если детство — жизнь полна.
И на вопрос готов ответ:
Цель жизни — Божий вечный Свет,
Цель жизни — в Боге жизнь сама,
Цель жизни — вечная весна.
И верю, верю твёрдо я,
Что не умрёт душа моя.
Иду я в новую страну,
Увижу новую весну.
Не знаю сам, когда приду,
Но потихоньку всё бреду.
Оставил мир я позади,
И цель одна лишь впереди:
Войти сквозь тесные врата
В Чертог украшенный Христа.
Ему всю жизнь я отдаю
И песню новую пою.