Ночной Арбат. Недобрая пора.
Кота ли встречу, рокера иль чёрта я,
Но две собаки — белая и чёрная —
Всегда со мной, как символы добра.
Тьму отомкнут заветные ключи
Безсонных окон, нам дорожки делая,
Мои собаки — чёрная и белая —
Пройдут со мной по городу в ночи.
Задремлет время на моих руках,
Покатится горбушка ночи чёрствая…
Мои собаки — белая и чёрная —
И наше отраженье в облаках.
Ночной Арбат. Не бойся, не зови…
Моя Москва — надёжная и смелая,
А в ней собаки — чёрная и белая —
Живое воплощение любви.
Серый цвет. Безсобачье
В детстве у меня не было собаки. У меня были родители, дедушка с бабушкой, друзья, заваленная книгами комната… А вот собаки — не было. Никогда не забуду острое чувство собственного несовершенства. Как я ни старалась, я хронически не дотягивала до того идеального образа, который хотели видеть во мне окружающие. Почему-то я точно знала — только собака могла бы принять меня такой, настоящей. Не требовать ничего, не воспитывать, а просто любить, несмотря на все мои несовершества и даже, страшно сказать, несмотря на тройку за контрольную по химии.
Собаку я хотела всегда, кажется, с рождения. И просила подарить мне её с того момента, как научилась говорить. Мне дарили десятки игрушечных собак. Но мне была нужна живая! Однажды мне подарили даже живую морскую свинку (господи, ну почему же не собаку!). Я назвала её Пуськой — это было сокращением от полного имени: Пусть-ка Она Превратится в Собаку! Свинка была белой с чёрными пятнами — одно ушко чёрное, другое белое. Я часами шептала ей в разноцветные ушки, какой прекрасной собакой она может стать. Например, долматином или догом! Окрас — арлекин. Но Пуська превращаться не хотела. Тогда я стала рассказывать ей, какая собака скоро будет у меня — обязательно будет! Чёрная. Ну конечно, чёрная. Ньюфаундленд. Или большой пудель. Тоже, конечно, чёрный. Или белый. Летом на даче Пуська вызлезла из клетки в саду и пропала. Я была безутешна — ведь это она из-за меня ушла! Я бы тоже ушла из дома, если бы мне каждый день предлагали превратиться, например, в мальчика! И рассказывали бы бесконечно, какого хорошего мальчика они скоро заведут вместо меня… Я так хотела, чтобы меня принимали такой, какая я на самом деле, а сама не смогла сделать того же для маленькой свинки! Меня хотели утешить новой свинкой или хомячком, но я категорически отказалась.
Так и прожила всё детство — без собаки.
Если бы у меня тогда была собака, сейчас я была бы гораздо лучше — добрее, терпимее, увереннее в себе! Но в детстве у меня не было собаки. И этого уже не исправить.
Мне не было восемнадцати, когда мой будущий муж привёл меня в ЗАГС, написал заявление и протянул мне: «Подпиши». Только вчитавшись, я поняла, что происходит. И мгновенно осознала — вот он, мой шанс! Я подняла глаза и спросила:
— А собаку ты мне купишь?
— Двух! — сказал он, и я мгновенно подписала.
Вскоре, представляя меня своим друзьям, он говорил:
— Знакомьтесь, моя жена. Купил по случаю за две собаки.
Он даже не подозревал, что это совсем не шутка. Конечно, я была влюблена в этого взрослого мужчину, совершенно не похожего на моих детских друзей. Но выходить замуж! Нет, этого мне совсем не хотелось! Но две собаки… Это было единственной валютой, за которую меня можно было купить!
Родители, так отчаянно сопротивлявшиеся моему раннему замужеству… Ведь они были готовы на всё! У меня даже мелькнула мысль в очередной, миллиардный раз попросить собаку и спокойно остаться дома. Но я была человеком слова. Я ведь уже пообещала — подписала то заявление. Вот если бы они чуть раньше купили мне собаку… Меня выгнали из дома, дав десять минут на сборы. Бессобачье закончилось.
Так я продалась за две собаки. Впрочем, я ни разу в жизни не пожалела об этом.
BLACK & WHITE
Если уж держать двух собак, то, конечно, чёрную и белую. Лаконичное и поразительно гармоничное сочетание цветов. И заводить их нужно не одновременно. Воспитаешь старшую, а она потом поможет растить младшую. Море ответственности и никакой ревности. Вообще, очень многие вещи, которые я поняла, воспитывая собак, я потом перенесла на ребёнка. Например, никогда не наказывать и не унижать того, кто зависит от тебя. И никогда не говорить что-нибудь в воздух — назвать по имени, дождаться, когда тебе посмотрят в глаза, и только тогда спокойно сказать. А кричать десять раз в никуда — провоцировать на непослушание. И ещё — искренняя радость или огорчение хозяев действует в тысячу раз лучше любой награды или осуждения, конечно, если очень любишь свою собаку. В конце концов, взрослый королевский пудель имеет интеллект пятилетнего ребёнка и такой же запас слов. Почему бы не договориться нормально, по-человечески?
Вот только детей не выбираешь. Как и родителей. А собаку нужно выбрать. Я лично всегда выбирала спокойных, уравновешенных и любопытных щенков, роняя на пол связку ключей — как бы случайно. И даже не смотрела на тех собак, которые сходу начинали рычать и лаять, кидаться на ключи, а также на тех, кто убегал, поджав хвост. Вот если щенок подошёл, поинтересовался, что это, понюхал осторожно — с такой собакой можно иметь дело.
Чего я не выбирала — это окрас. Всё было решено ещё в раннем детстве. Моя первая собака должна была быть чёрной, вторая — белой.
Опытная заводчица сразу сказала мне:
— Стоит вам выйти с собакой на улицу, вы тут же всё о себе узнаете!
— В каком смысле? — изумилась я.
— В том смысле, что каждый встречный-поперечный будет считать себя вправе обругать вас, напомнить, кто съел всё мясо в городе, где людЯм жрать нечего, и вообще сказать всё что думает. У нас народ собачника за человека не считает и не отказывает себе в удовольствии высказаться.
Конечно, она была права. И про мясо, и про то, что лучше бы детей рожали, мне говорили не раз. Но восхищённых возгласов, вопросов и самых смелых комплиментов я слышала раз в сто больше. Если собаки отлично воспитаны, тщательно вымыты, а их шерсть подстрижена и прочёсана, число недоброжелателей тает на глазах. А уж если в плохую погоду люди видят чёрно-белых собак в одинаковых красных комбинезонах с серебряной отделкой, в которой просматривается первая буква имени, и с заколкой на голове в тон, чаще всего они восклицают: «Да, красота — это страшная сила!». А поскольку человек жив не хлебом единым, то и вопрос отсутствия мяса перед лицом красоты как-то теряет свою актуальность. Так что я действительно многое «узнала о себе», но отнюдь не только плохое. Наверное, я за всю бессобачную жизнь не слышала столько комплиментов, сколько мне выпадало за один день с собаками. Кроме того, я почему-то перестала бояться пьяных и продавщиц в магазинах, в присутствии которых раньше просто немела от страха и беспросветного взаимного непонимания. И не то чтобы я перестала их бояться, зная, что собаки меня защитят. Даже одна я стала чувствовать себя иначе — увереннее, что ли. Я почувствовала себя человеком, обладающим не только многочисленными обязанностями, но и правами. Если окружающие не считают собачника за человека, это успешно (и с лихвой) компенсируется тем, что собака считает своего хозяина Богом. Это повышает не только ответственность, но и самооценку. Опять же, если жить всю жизнь с одной мечтой, и уже потерять надежду осуществить её… А потом однажды всё сбывается — и оказывается в тысячу раз лучше, чем мечталось, это не может пройти бесследно для человека.
А уж насколько увеличился мой круг общения! Ведь каждый человек теперь имел отличный повод познакомиться со мной, быть удостоенным доброжелательной беседы и даже обменяться телефонами под предлогом, например, приобретения щенка. Мои незамужние подруги стали активно пользоваться этим феноменом — ходить со мной на собачные прогулки и знакомиться с молодыми людьми. Эффект оказался поразительным — все они вскоре вышли замуж и завели собак.
Многие мужчины при виде моих чёрно-белых девочек восторженно присвистывали и говорили: «О! Смотри-ка, BLACK AND WHITE!». Я многие годы относила эти слова на счёт их владения английским языком, а мечтательное выражение глаз связывала с желанием обладать такими восхитительными собаками. Но однажды сосед объяснил мне тайное значение этого словосочетания и даже показал початую бутылку с собачками на этикетке. «Надеюсь, я тебя не расстроил?» — спросил он. Вот уж нет! Меня устраивали любые личностные ассоциации по поводу моих девочек, если человек к ним хорошо относился. Только однажды я шарахнулась от восторженной дамы, которая, наговорив собакам кучу комплиментов, задумчиво спросила: «Интересно, а сколько таких на шубу надо?».
У собак есть только один непреодолимый недостаток — они живут во много раз меньше, чем их хозяева. Когда моему сыну было лет восемь, ему приснился рай. Там росли на деревьях банки со сгущёнкой и колбасным фаршем — в Москве это было голодное время, — а вокруг летали собаки, взмахивая ушами, как крыльями. Я тоже мечтаю ТАМ, в том мире, встретить моих собак, по которым я отчаянно скучаю. Они уходят, но оставляют нам свою любовь и то особое тепло в душе, которое, как мы понимаем потом, после их ухода, и называется — счастье.
Две чёрно-белые пары собак, которые освещали мою жизнь тридцать лет. Мы вспоминаем их почти ежедневно. Мы до сих пор рассказываем знакомым истории про них. Их портреты висят на стенах нашего дома. Иногда я разговариваю с ними, когда меня никто не слышит, я боюсь, что они там скучают так же, как я здесь.
ЦВЕТ ЧЁРНЫЙ. ЭВЕЛИН АБО (ДОМА ПРОСТО ЕВА). КОРОЛЕВСКИЙ ПУДЕЛЬ.
Однажды мы с двухлетним сыном встретили на улице негра. Очень чёрного, блестящего на солнце, с шапкой чёрных искрящихся кудряшек. Сын восхищённо протянул: «Дядя чёрный, как собака!». Дядя явно был недоволен. Бог мой! Если бы он видел ту собаку, с которой сравнил его ребёнок! Он поблагодарил бы за комплимент. Она была красавицей. Это видели даже непосвящённые.
Ах, как она бегала! Вытягивалась в струнку и летела чёрной стрелой, не касаясь лапками земли. Больше всего на свете, после хозяев, конечно, она любила две вещи — красоваться перед экспертами на ринге и бегать с кем угодно наперегонки. Собаки не могли составить ей конкуренции. Разве что борзые — но кто же в здравом уме и твёрдой памяти отпустит борзую с поводка в центре Москвы! Поэтому Ева гонялась за машинами. Она выбирала жертву — ей особенно нравились большие и громкие машины типа пожарных или мусорок — гавкала пару раз, приглашая соперника к соревнованию, и неслась по тротуару параллельным курсом, всё прибавляя и прибавляя скорость. Смешно, но почти все водители тоже прибавляли скорость и порой попадали в лапы гаишников. Ева же, в отличие от этих взрослых мужчин-профессионалов, всегда помнила, что ей можно, а что нельзя. До Сивцев-Вражка — пожалуйста, а дальше — ни-ни. У перекрёстка она внезапно останавливалась, как вкопаная, благодарно гавкала и бежала назад, к дому.
Выставки она любила не меньше. И, чем больше соперников, чем строже эксперты, тем лучше! Как она гарцевала по рингу, высоко держа голову и хвост! Может быть, в прошлой жизни она была королевой красоты? В этой уж точно — была. Ни разу она не заняла никакого места, кроме первого. И привычно выходила на круг почёта, а потом в ринг BEST IN SHOW. Я столько раз получала призы за ринг-дрессуру! Но, по совести, это она занималась ринг-дрессурой, учила меня вести себя на ринге. Если бы это было предусмотрено уставом, она бы успешно выставлялась вообще без хозяев. Однажды она доказала это. Дело было летом в Пушкино. Стояла жара, выставка была камерной, на лесной полянке, соперников — раз-два и обчёлся. Ева получила свою законную большую золотую медаль и первое место, и мы устроились в стороне на пикник. Вдруг я увидела, что Евы нет. Побежала её искать и обнаружила в ринге, где ещё сидели эксперты, подводя общие итоги и заполняя многочисленные документы. Точнее, они это делали до прихода Евы. Я же застала их замершими в изумлении. В пустом ринге, одна, без соперников и хозяев, Ева показывала себя. Но как! Это нужно было видеть! Этот факт невероятно повысил мою репутацию. Сколько раз потом эксперты рассказывали друг другу и описывали в лицах этот момент, сколько раз меня спрашивали, как я сумела добиться таких чудес в ринг-дрессуре… Никто так и не поверил, что моя собака сама была такой от рождения.
Гордая Ева, которая предпочитала спать на полу и не терпела, когда её берут на руки. Она хотела всегда быть хозяйкой положения. Твёрдо стоять лапами на земле. Послушная Ева, обладавшая невероятной выдержкой и самоорганизацией. Стоило сказать ей «лежать» и не отменить команды, она готова была окончить свои дни, лёжа на этом месте. В таком невероятном послушании тоже была особая гордость: «Вот как я могу! Никто не может, а я — могу. Я — лучшая! Всегда и во всём!»
Ева, которая никогда не капризничала, не жаловалась и ничего не просила — всё от той же запредельной гордости. Когда-то, когда мы этого ещё не поняли, мы совершили страшное преступление. Ева была ещё щенком. Чёрным кудрявым бесёнком, который зажигал на прогулках всё степенное собачье общество наших переулков. Как-то раз в конце декабря, когда за жуткой метелью не было видно соседнего дома, поздно вечером наша собака вдруг разволновалась. Муж решил, естественно, что я плохо её выгуляла — Ева скулила под дверью, потом бежала к окну, смотрела в него, постанывая, снова кидалась к двери… Она явно звала нас наружу. Муж, ругаясь, оделся и пошёл с ней во двор. Вернулся он совершенно озверевший, поскольку Ева, как он выразился, его «лоханула». Она ничего не хотела делать, не хотела даже бегать по такому любимому свежему снегу, а стояла, «как памятник», у задней двери дома и скулила, глядя вверх, казалось бы, на наши окна. Если бы я не схватила мужа за руку, он бы ударил собаку. Во всяком случае, он отправил её на место и приказал молчать. Ева подчинилась, но так долго ворочалась и вздыхала, что я решила утром позвонить ветеринару. Разбудил нас милиционер. Было уже позднее утро. В доме шёл опрос свидетелей. Оказывается, поздно вечером на лоджии верхнего этажа — той, которая у лифта, на площадке, как раз над задней дверью, — подрались мальчишки старшеклассники. И одного скинули вниз, на козырёк заднего хода. Самое ужасное, что он был жив почти до утра. Лежал там без сознания всю ночь, а потом замёрз насмерть.
Ева так старалась, так объясняла нам… А мы ничего не поняли! Даже когда она стояла на улице, а мальчик замерзал в двух метрах над ней, и она говорила, как могла, и мордой показывала совсем не на окна нашей квартиры… Мы так ничего и не поняли! Не поверили ей, не вникли, не захотели разобраться! Много лет потом, встречаясь с родителями этого мальчика, вмиг постаревшими, я опускала глаза.
С этого момента я стала предельно внимательно относиться ко всему, что делают мои собаки. И, должна сказать, они не раз предупреждали меня о какой-то опасности для меня или других.
ЦВЕТ БЕЛЫЙ. ЙОКО КЕЙКО ДЕЛЬ КОРУНД (ДОМА — ЙОША ИЛИ ЕЖАТИНА). КОРОЛЕВСКИЙ ПУДЕЛЬ.
Непостижимо, как мы с Евой ухитрились воспитать такую Ежатину! С ней я впервые поняла, что каждый крошечный щенок уже имеет вполне сложившийся характер, а мы можем только принимать и использовать врождённые задатки. Йоша была противоположностью Евы во всём. Гордости у неё не было ни грамма, любимое место её располагалось у меня на руках, а поскольку в ней было 25 кг, она сама, как обезьянка, цеплялась за меня всеми четырьмя лапами и сидела так, пока её не отдерёшь. Йоша любила всей душой меня и фрукты-овощи. От меня она не отходила ни на шаг ни дома, ни на улице. Когда я уехала однажды в командировку, она без меня не ела и не спала, а сидела в прихожей и плакала огромными прозрачными слезами. Ни муж, ни сын не могли её утешить. В дальнейшем я ездила всюду только с ней.
Надо сказать, плодово-ягодные интересы Ежатины не раз помогали нам в дороге. Мы выходили на перрон, где бабки торговали овощами и фруктами, и Йоша начинала клянчить свежий огурец или вишню, сидя у меня на руках. Грязные провинциальные перроны она не удостаивала прикосновением своей аристократической лапки. Торговки удивлялись: «Нешто она это схавает?», — я предлагала проверить, добавляя, что моя собака ест только качественные, экологически чистые и очень спелые фрукты-овощи. Дальше начиналась здоровая конкуренция за Йошину экспертизу. Покупатели наперебой приглашали меня, точнее, собаку, сидящую на мне, попробовать ещё крыжовник и помидоры, яблоки и смородину. Продавщицы тянули к ней руки с образцами товара… Ежатина выносила свой вердикт. Если она просила ещё, товарооборот торговки сразу возрастал в несколько раз. Благодарные бабки давали мне массу кульков с овощами-фруктами бесплатно — эксперту на дорожку. В купе Йоша, напробовавшаяся досыта, засыпала на моей подушке, а мы поедали добытые ею продукты до следующей станции.
В кемпинге под Прагой иностранные туристы не садились ужинать, не пригласив к столу нас с Йошей, — как они могли доверять продуктам в коммунистической стране?! Через десять дней на нашей собаке не застегнулся комбинезон.
Помню, как-то раз на перроне Конотопа грязненький местный мальчик в тренировочных штанах с пузырями на коленях долго рассматривал Ежатину, сидевшую у меня на руках в голубом летнем дорожном комбинезоне и с голубым цветком в волосах. Наконец, он спросил, нацелив на неё палец: «Это чево?». Я сказала, что это собака. «Нет! — твёрдо сказал мальчик. — Такая собака не бывает!». Ну что ж, мой муж всегда подозревал в Йоше инопланетянку.
Это была единственная на моей памяти собака, которая не любила гулять. А в плохую погоду — просто ненавидела! Она глубоко вздыхала, выскакивала из-под козырька подъезда на минуту, быстро-быстро делала свои дела и опрометью кидалась в подъезд. От вида Евы, разбрызгивающей на бегу лужи, её передёргивало. Она не любила также любые поездки и выставки. Но ездила, конечно, всюду, куда бы ни отправилась я. Раз уж я этого хотела, она честно ходила по рингу, но смотрела всегда только на меня. От моей похвалы, а вовсе не для того, чтобы покрасоваться, она поднимала хвостик. Эксперт, желавший оценить цвет Йошиных глаз, мог свистеть, цыкать и хрюкать до посинения — ему всё равно в итоге приходилось встать рядом со мной и оттуда рассмотреть всё, что угодно.
Больше всего на свете Ежатина любила сидеть со мной в кресле или лежать в кровати, положив голову на подушку в сантиметре от моего лица. Ева смотрела на это с недоумением и осуждением.
Надо же было случиться такому — чтобы именно Йоше, которая и рычать-то не умела, пришлось пережить страшное испытание! Тёплым майским вечером девочки гуляли с мужем около дома. Я дописывала срочную статью, а сын укладывался спать. Муж вернулся с одной Евой и спросил, не приходила ли Йоша! Я долго не могла поверить, что это не страшный сон, всё пыталась проснуться…
Муж рассказывал в тысячный раз, как они шли домой, как Ева погналась за соседской кошкой, и он пошёл за ней во двор, а Йоша шла по тротуару к подъезду. Она, как обычно, спешила домой, ко мне! Как он услышал хлопанье дверей машины, а потом удивился, кто это так рванул с места в наших тихих переулочках. Как, взяв Еву на поводок, вышел к подъезду, а Ежатины уже не было…
Была бы это другая собака, я решила бы, что она чем-то заинтересовалась, за кем-то погналась… Но Йоша! Было очевидно — её украли. И всё же мы всю ночь бегали по району, проверяя все дворы, все углы и подвалы. Утром нам пришлось взглянуть правде в глаза. Первым делом мы дали объявление на телевидение — тогда ещё был музыкально-рекламный канал. Оповестили все ветеринарки, аэропорты и ветслужбу пограничников — чтобы вывезти собаку из Москвы, нужна ветеринарная справка. Съездили на улицу Юннатов, куда свозили отловленных по всему городу собак, предупредили все кинологические организации, оклеили весь город объявлениями. Знать бы, кто украл Йошу! Заводчик, который хотел устранить конкурентку? Специалист, намеревавшийся продать вторую в Европе собаку с поддельной родословной? Владелец питомника в качестве производителя? Мелкий воришка, случайно увидевший красивую собаку? Разные варианты — разные программы поисков. Мы реализовывали все параллельно.
Не помню, чем я в те дни кормила мужа, сына и Еву и кормила ли вообще. Мы не работали, говорили только о поисках и лихорадочно кидались осуществлять каждую новую идею. То и дело раздавались телефонные звонки. На миг оживала надежда, но тут же выяснялось — опять не то! Некоторые говорили: «У вас пропала собака? Возьмите мою, она мне не нужна», — как о вещи! Находились и такие: «Собаку ищешь? Не ищи! Я твою собаку на пирожки пустил. Доедаю». Только один звонок был, видимо, про Йошу. Автомобилист из нашего района видел в тот вечер белую собаку в машине, стоявшей на светофоре. Собака тыкалась носом в стекло, скулила и явно хотела выйти. Конечно, номера он не помнил.
Муж потом признался, что не рассчитывал когда-нибудь увидеть Йошу, по крайней мере, живой. Он исходил из того, что собаку, которая не ела и наверняка плакала в голос, вор должен был убить, чтобы не привлекала внимания. Я, напротив, была уверена — я бы почувствовала, если бы она умерла. Все ночи я разговаривала с ней, стоя у окна. Я умоляла её потерпеть, подождать, клялась, что мы скоро её найдём, просила прощения. На третий день сын сказал: «Собаки и так живут ужасно мало! А Ёжа уже три дня без нас потеряла! Скорей бы она вернулась», — у него не было и тени сомнения в том, что она вот-вот вернётся. В тот день мы договорились с газетой «Московский комсомолец» о заметке под рубрикой «Срочно в номер». Ночью шёл проливной дождь. Я молилась о том, чтобы моя девочка не оказалась на улице в эту ночь — она не выносила такой погоды!
А Йошенька в это время как раз стояла под дождём — на автобусной остановке уже почти за городом, у последних московских домов рядом с лесом. Вор просто выбросил её. Наверное, убить — рука не поднялась. Она была ещё чистая, но ужасно мокрая. Женщина приехала с работы последним автобусом и увидела на остановке собаку. Йоша пошла за ней — ведь это был единственный человек на ночной улице. И женщина не устояла, решила привести домой подарок для дочки. Тот ещё оказался подарочек! Собака терпеливо переждала, пока её мыли и вытирали, молча отказалась от еды, но, стоило хозяевам лечь спать, как она мокрая залезла к ним в кровать и завыла. Говорят, выла она жутко, ни на минуту не замолкая, до утра.
Утром соседка позвонила в дверь и спросила: «Вы что, волка завели?», — и ахнула, она сразу узнала Йошу по фотографии, которую каждый день показывали по ТВ. Она пыталась вспомнить, что там было, кроме фотографии, но тут пришёл почтальон с «Московским комсомольцем». Там, в рубрике «Срочно в номер» на первой полосе, нашлось всё — и телефон, и адрес, и имена.
Муж примчался мигом, Ежатина тут же прыгнула на него, вцепилась всеми лапами, да так и провисела на нём до дома. В такси она заснула, но лап не разжала.
Дома муж всё шептал ей в шёлковое ушко: «Ты только номер машины скажи мне! Только номер, я сам с ними разберусь!», — а Йоша вздыхала в ответ. Сын организовал парад под лозунгом: «Ура! Любимый Ёж вернулся!», — оказывается, он с друзьями тоже активно занимался поисками. Дети выдали мужу «дело» — два десятка подозреваемых, за которыми они следили, их связи и явки.
Йоша окончательно усвоила — всё зло на свете происходит от прогулок. На улице она держалась так близко к ногам хозяев, что мы непрерывно спотыкались о её лапы. К тому же она ни на секунду не спускала с нас глаз, поэтому регулярно стукалась о деревья и припаркованные машины. В остальном — она осталась прежней. Рычать, лаять и злиться так и не научилась. Так и не догадалась, что зубами можно пользоваться не только для поедания овощей и фруктов. А муж по-прежнему дразнил её «несобакой» и инопланетянкой. Я же до конца её жизни каждый день, по сто раз в день, мысленно благодарила Бога за то, что она со мной.
ЦВЕТ БЕЛЫЙ. ВИОЛИНА РЕЙ ЛУННОЕ МЕРЦАНИЕ (ДОМА — МАНЯ). КОРОЛЕВСКИЙ ПУДЕЛЬ.
Маня была собакой сына. Во-первых, после смерти Йоши я не хотела брать белого щенка той же породы — боялась, что буду сравнивать, искать в нём Ежиные черты. И не находить — ведь Йоша была единственной, ни на кого не похожей. Во-вторых, сын уже подрос настолько, чтобы быть для собаки полноценным хозяином. В третьих, Маняша чрезвычайно подходила ему по характеру. Она была такой же своевольной, самостоятельной, общительной и любопытной. Так же умела добиваться своего и очень любила путешествовать.
Сын ходил с ней в большие походы, чуть ли не каждое воскресенье ездил на съёмки передачи «Дог-шоу», брал её с собой в гости и на яхту, рассказывал ей всё, что учил к экзаменам. У Мани была такая же бурная, насыщенная событиями и знакомствами жизнь, как у него, и ей это нравилось. На выставки у них просто не хватало времени.
Маняша была непосредственна и задорна, как мальчишка. Помню, как-то мы гуляли в таллинском парке Кадриорг и вышли к морю. Холодная серая волна кинулась на Маню, пенясь и кипя. Отважная белоснежная собака пошла на врага, отчаянно лая. Волна испугалась и отползла с шипением злобного побеждённого зверя. Только Маняша, гордо подняв хвостик, направилась к хозяину за похвалой, как волна снова попыталась напасть на неё сзади! Она опять облаяла и прогнала гигантского зверя. И снова, не успев насладиться победой, кинулась в бой. Нам стоило большого труда увести Маню с поля боя. Уже уходя на поводке, она то и дело оборачивалась и азартно лаяла на обнаглевшее море.
Однажды Маня доказала мне, что у собак есть абстрактное мышление. Она очень любила спать в кресле. Но не вместе с кем-то, а, желательно, в гордом одиночестве. Кресел же в доме было ровно по количеству людей. Если все хозяева были на месте, Маня вынужденно спала на ковре. И вот как-то раз, когда мы смотрели какой-то фильм, наша собака вдруг вскочила и целеустремлённо направилась быстрым шагом в мою комнату. Дело было поздно вечером, у меня уже была разобрана постель, на которой она тоже не возражала поваляться за неимением свободного кресла. Но Маня только что мыла лапы после прогулки, так что я кинулась спасать свои простыни. Поскольку на мой окрик собака не отреагировала, а нагло открыла мою дверь и повернула налево, к постели, я вскочила и побежала за ней. Влетела в комнату, зажгла свет, и не нашла ни собаки, ни даже мокрых следов на паркете. Несколько секунд я тупо смотрела на постель, за это время Маня, притаившаяся за дверью, выскользнула из комнаты за моей спиной. Я, чувствуя себя полной идиоткой, осмотрела всю комнату, заглянула под стул и под одеяло, за дверь, естественно, тоже заглянула. Что ж это такое? С ума я сошла что ли? Я же явственно видела… Озадаченная, я вернулась в гостиную и обнаружила Маняшу, сладко спящую в моём кресле. Вид у неё был такой, будто она спит тут уже второй час, видит десятый сон, и только настоящий садист способен её согнать.
Это же нужно было спланировать, продумать и сыграть без малейшей фальши!
Маню вместе с нами воспитывала долгожительница Ева, пережившая Йошу. Это выглядело логично и очень мило — большая чёрная собака объясняет ворчливо белому щенку, как нужно вести себя. И даже треплет слегка зубами за холку в качестве порки. Когда Маняше достался щенок на воспитание, она действовала точно так же. Надо только сказать, что щенок этот был десятимесячным ньюфаундлендом, и Маня едва-едва дотягивалась до чёрной косматой холки, встав на задние лапы. Самое потрясающее, что огромный воспитанник всегда помнил, кто здесь старший, и ни разу не огрызнулся, ни разу не сбросил с себя ворчливую няньку. Маня же, сказав щенку всё, что она о нём думала, прямо в ухо, кусала его слегка за холку и с облегчением слезала на пол, отплёвываясь от чёрной шерсти. Если же рядом оказывался кто-то из хозяев, она демонстративно тяжело вздыхала. Представляю, что она думала о нас!
ЦВЕТ ЧЁРНЫЙ. БЕЛЬ ШОНА (ДОМА — ТУШЁНКА, ТУША). НЬЮФАУНДЛЕНД.
Ньюфаундленд. Собака-мечта. Моя детская мечта, воплотившаяся совершенно случайно. Почему мы не завели его раньше? Сначала жили в одной комнате. Потом — боялись, что не прокормим. Да и ездить с пуделями, даже королевскими, гораздо легче. К тому же — пуделя не линяют. Это всё аргументы мужа — не мои. Я соглашалась с ними, поскольку мой единственный аргумент ЗА был, мягко говоря, неубедительным для мужчины — я всегда мечтала о ньюфаундленде. «Мечтать не вредно», — обычно говорил мне муж.
Когда и мужа, и Евы не стало, мы вообще не собирались заводить вторую собаку. Сын только поступил в университет, я не хотела, чтобы он активно работал на первых курсах, а на мою зарплату собаку купить и выкормить было невозможно. Но Манечка оставалась единственным, как говорят американцы, домашним любимцем только одно лето.
В первых числах сентября мне позвонил мой любимый психолог, мой друг и учитель, которому я очень многим обязана. Он попросил меня найти хозяев для щенка-подростка породы ньюфаундленд, у которого умерла хозяйка. У меня прыгнуло сердце. Но я человек ответственный, как я могла осуществлять свою заветную мечту за счёт сына? В смятении я поделилась новостью с сыном, надеясь, что он поможет подыскать осиротевшему щенку руки. Сын тут же закричал: «Берём! Звони сейчас же! Это же ньюф! Бесплатный ньюфик! И вообще — бедная собака, у неё хозяйка умерла, а ты ещё сомневаешься», — и на следующий день мы привезли щеночка с меня ростом на нескольких троллейбусах с пересадками. Не от выпендрёжа — просто у нас после отпуска совсем не было денег. В один из троллейбусов вошёл контролёр, но к нам подойти не решился — наша собачка с трудом помещалась на задней площадке, и его совсем не интересовало, оплачен ли её проезд.
Не скажу, что всё сразу было легко и просто. Подрощенного щенка вообще непросто воспитывать. Тем более, Тушка уже потеряла хозяйку и страшно боялась расставаться с нами. Поначалу каждый наш уход из дома она отмечала леденящим душу воем и множеством разных безобразий. В мой день рождения она единолично сожрала целый торт, стоявший на столе, и так вылизала блюдо, что я усомнилась, был ли там торт? Я ведь на одну минуту вышла в кухню! Тушёнка вообще была неравнодушна к еде. Однажды мы прошли мимо девочки, которая держала в руке чупа-чупс. Девочка долго осматривала асфальт вокруг себя — она так и не поняла, куда делась конфета. А Тушка ушла подальше с индифферентной рожей, а потом схрумкала вместе с палочкой спрятанную за щекой конфету. В другой раз она пуганула в собственном подъезде пьяного с пакетом замороженных пельменей. И, когда мужик их выронил, Тушёнка долго и смачно хрустела ими, как леденцами. И всё же она была сбывшейся мечтой. Если честно, я никогда не верила в то, что мечта, овеществляясь, превращаясь в реальность, может быть лучше, ярче себя самой. Но Туша оказалась лучше любой мечты. И даже её безобразия были какими-то симпатичными.
Впрочем, уже через год Тушечка научилась обуздывать свои желания. Однажды мы устроили ей «госэкзамен» — оставили на низком журнальном столике бутерброд и убежали до вечера. Когда мы вернулись, как ни странно, бутерброд был цел. Вот только весь столик был густо закапан Тушкиными слюнями. Мы высоко оценили этот подвиг!
Мы живём на первом этаже. И, хотя это высокий первый этаж, соседи проходят во двор по скрытой кустами тропинке в полуметре под нашими окнами. Тушкиным любимым развлечением было стоять у открытого окна. Она часами общалась с собаками, кошками и прохожими. Молодёжь угощала её через окно пивом и чипсами. Соседи иногда просили её позвать хозяев, чтобы сказать нам что-то, и собака с радостью выполняла просьбу. Но самым большим удовольствием было для Тушки напугать человека, который её не заметил. Она дожидалась, когда человек окажется прямо под ней, высовывалась подальше и басом говорила: «Вуф»! Человек подпрыгивал от неожиданности, многие матерились, роняли сумки и зонты, но ни разу никто не обиделся на неё всерьёз. Зато она заслужила два дворовых прозвища — Годзилла и Собака Баскервилей.
Это была самая добрая из всех возможных годзилл. Она дружила со всеми — с людьми, собаками, кошками, птичками. Ручная крыса каталась у неё на спине. При этом Тушка была для всех животных непререкаемым авторитетом — всё-таки размер имеет значение. Когда собаки ссорились, наша Годзилла, проходя мимо, говорила только одно, но очень весомое: «Вуф», — и все склочники тут же замолкали и начинали заискивать перед ней, как бы говоря: «А я что? Я ничего! Он первым начал!». С Тушечкой никто не хотел ссориться. Один милиционер даже сказал:
— Ну и собака! Хочется отдать ей честь!
Излишне говорить, что при ней никто не высказывался недоброжелательно в наш адрес. Только одна не вполне адекватная керри-блю, которой Туша много раз мешала ссориться с подружками, долго вынашивала план мести. Однажды вечером, проходя мимо нас рядом со своим хозяином, собака внезапно укусила Тушёнку сзади за бедро — выше достать она никак не могла. Видимо, она планировала мгновенно слинять в темноту, ведь наша Годзилла была неторопливой и флегматичной. Но тут Туша вдруг превратилась «в ужас, летящий на крыльях ночи». Она молниеносно развернулась и просто легла всей своей стокилограммовой тушей на обидчицу. Та отчаянно визжала и звала на помощь хозяина. Но Тушёнка, напугав и унизив, но ни разу не куснув собаку, сама спокойно встала и пошла своей дорогой. А керри-блю, прихрамывая и отплёвываясь от чёрной шерсти, потрусила в подъезд. Других желающих предъявлять Туше какие-либо претензии больше никогда не находилось.
Было только две вещи, которые Тушёнке не нравились настолько, что заставляли её угрожающе рычать, лаять баскервильским голосом и подбираться, готовясь к возможной схватке. Она не терпела, когда кто-нибудь подходил к нам ближе, чем на пять метров, во время ночных прогулок и когда люди с крупными предметами в руках шли за нами в любое время суток. Тут она становилась настоящей собакой Баскервилей, в секунду объясняла человеку, в чём он не прав, и удовлетворённо взмахивала огромным хвостом, когда тот, приговаривая: «Всё-всё, испарился, меня уже нет», — поспешно переходил на другую сторону улицы или просто убегал в противоположную сторону.
Только один раз Тушёнка молча, даже не рыкнув, вдруг прыгнула на пробегавшего мимо парня и повалила его. Мы с Маней скорее были изумлены, чем испуганы её поступком. Но, не успели мы опомниться, как подбежали люди, и всё разъяснилось — этот парень только что вытащил бумажник с деньгами, документами и билетом на самолёт у одного командировочного. Он не просто бежал, а убегал от погони. Как Тушечка почувствовала это? Как догадалась схватить огромной пастью руку с бумажником, когда он пытался «скинуть» улику? Не знаю. Но парня взяли с поличным только благодаря Туше. Этот командировочный притащил нам торт и огромный пакет собачьего корма. И Годзилла ластилась к нему, как котёнок, укладывала огромную голову ему на колени и лизала лицо, чем произвела неизгладимое впечатление.
Самым счастливым Тушка считала время, проведённое на море. Он готова была круглые сутки плавать и самозабвенно нырять, выхватывая по пути из солёной воды уплывшие от хозяев яблоки, персики и разбухшие булочки. Она отлично знала недлинную дорогу от дома наших таллинских друзей до Штромки, городского пляжа, и тащила нас туда в каждую прогулку. Тушёнка не понимала, зачем мы вообще уходим с моря. Ведь поспать можно и на травке, в двух шагах от этого рая. А ночное море ещё лучше дневного — оно целиком и полностью принадлежит нам!
Тушка трогательно оглядывалась на экран телевизора, когда там шла реклама туши для ресниц. И охота же людям всуе называть меня по имени — говорил её взгляд. Ещё она почему-то была неравнодушна к Шрёдеру. Каждый раз, когда она слышала в новостях имя этого политика, она вскакивала и внимательно смотрела на экран. Может, она была влюблена в него?
Однажды мы с коллегой по дороге из университета разговорились о собаках — обе спешили вернуться к вечерней прогулке. Я спросила:
— А какая у Вас собака?
— Лучшей в мире породы — ньюфаундленд! Собака-мечта, — сказала моя коллега.
Всю дорогу мы показывали друг другу фотографии собак и рассказывали всякие истории — в полном смысле слова делились мечтами. Видимо, это такая особенность ньюфиков — сначала долго-долго быть для своих хозяев мечтой, а потом какое-то десятилетие, страшно мало (!) — реальностью. Чем больше собака, тем короче её жизнь. Это ужасно несправедливо.
Мы в Телеграм