О, дай нам Бог внимательных безсонниц,
Чтоб каждый мог, придя под грубый кров
Как самозванец, вдруг с далёких звонниц
Услышать гул святых колоколов.
Той мзды печаль укорна и старинна,
Щеми́т полынь, прощает синева.
О брат мой Осип и сестра Марина,
Спасибо вам за су́дьбы и слова.
О, трижды нет! Не дерзок я, не ловок,
Чтоб звать в родню двух лир безродный звон.
У ваших ног, натруженных, в оковах,
Я нищ и мал. Не брезгуйте ж родством.
Когда в душе, как благовест Господний,
Звучат стихи с воскреснувших страниц,
Освободясь из дымной преисподней,
Она лежит простёршаяся ниц
И, слушая, наслушаться не может,
Из тьмы чужой пришедшая домой,
И жалкий век, что ею в муках прожит,
Не страшен ей, блаженной и немой.
И думает беглянка ниоткуда:
«Спасибо всем, кто дал мне их прочесть.
Как хорошо, что есть на свете Чудо,
Хоть никому, хоть изредка, но есть.
А где их прах, в какой ночи́ овражной?
И ей известно ль, ведает ли он,
Какой рубеж, возвышенный и страшный,
В их разобщённых снах запечатлён?
Пусть не замучит совесть негодяя,
Но чуткий слух откликнется на зов…»
Так думает душа моя, когда я
Не сплю ночей над истиной стихов.
О, ей бы так, на ангельском морозе б
Пронзить собой все зоны и слои.
Сестра моя Марина, брат мой Осип,
Спасибо вам, сожжённые мои!
Спасибо вам, о грешные, о Божьи,
В святых венцах веселий и тревог!
Простите мне, что я намного позже
Услышал вас, чем должен был и мог.
Таков наш век. Не слышим и не знаем.
Одно словечко в Вечность обронив,
Не грежу я высоким вашим раем.
Косноязычен, робок и ленив,
Всю жизнь молюсь без имени и жеста, —
И ты, сестра, за боль мою моли,
Чтоб ей занять своё святое место
У ваших ног, нетленные мои.
Мы в Телеграм