I
Когда затихает к утру пурга
И тайга сопит, как сурок,
И ещё до подъёма часа полтора,
А это немалый срок,
И спят зэка́, как в последний раз -
Натянул бушлат — и пока! —
И во́хровцы спят, как в последний раз —
Научились спать у зэка.
И начальнички спят, брови спят,
И лысины, и усы,
И спят сапоги, и собаки спят,
Уткнувши в лапы носы.
И тачки спят, и лопаты спят,
И сосны пятятся в тень,
И ещё не пора́, не пора́, не пора́
Начинать им доблестный день.
И один лишь «попка» на вышке торчит,
Но ему не до спящих масс,
Он занят любовью — по младости лет
Свистит и дрочи́т на Марс.
И вот в этот-то час, как глухая дрожь,
Проплывает во мгле тоска,
И тогда просыпается Белая Вошь,
Повелительница зэка,
А мы её называли все́ —
Королева Материка!
II
Откуда всевластье её взялось,
Пойди, расспроси иных,
Но пришла она первой в эти края
И последней оставит их…
Когда сложат из тачек и нар костёр
И, волчий забыв раздор,
Станут рядом вохровцы и зэка
И написают в тот костёр.
Сперва за себя, а потом за тех,
Кто пьёт теперь Божий морс,
Кого шлёпнули влёт, кто ушёл под лёд,
Кто в дохлую землю вмёрз,
Кого Колыма́ от аза до аза
Вгоняла в горючий пот,
О, как они ссали б, закрыв глаза,
Как го́рлица воду пьёт!
А потом пропоёт неслышно труба
И расступится рвань и голь,
И Её Величество Белая Вошь
Подойдёт и войдёт в огонь,
И взметнутся в небо тысячи искр,
Но не просто, не как-нибудь —
Навсегда крестом над Млечным Путём
Протянется Вшивый Путь!
III
— Говорят, что когда-то, в тридцать седьмом,
В том самом лихом году,
Когда покойников в штабеля
Укладывали на льду,
Когда покрякивала тайга
От доблестного труда, —
В тот год к Королеве пришла любовь,
Однажды и навсегда.
Он сам напросился служить в конвой,
Он сам пожелал в Дальла́г,
И ему с Королевой крутить любовь
Ну просто нельзя никак.
Он в нагрудном мешочке носил чеснок,
И деньги, и партбилет,
А Она — Королева, и ей плевать —
Хочет он или нет!
И когда его ночью столкнули в клеть
(Зачлись подлецу дела),
Она до утра на рыжем снегу
Слёзы над ним лила.
А утром пришли, чтоб его зарыть,
Смотрят, а тела нет,
И куда он исчез — не узнал никто,
И это — Её секрет!
IV
А ещё говорят, что какой-то чмырь,
Начальничек из Москвы,
Решил объявить Королеве войну,
Пошёл, так сказать, «на вы».
Он гонял на прожарку и в зоне и за,
Он вопил и орал: «Даёшь!»
А был бы начальничек чуть поумней,
Он пошёл бы с ней на делёж, —
Чтобы пайку им пополам рубить
И в трубу пополам трубить.
Но начальник умным не может быть,
Потому что — не может быть.
Он надменно верит, что он — не он,
А ещё миллион и он,
И каждое слово его — миллион,
И каждый шаг — миллион.
Но когда ты один, и ночь за окном
От чёрной пурги хмельна,
Тогда ты один и тогда беги,
Ибо дело твоё — хана!
Тогда тебя не спасёт миллион,
Не отобьёт конвой!
И всю ночь, говорят, над зоною плыл
Тоскливый и страшный вой…
Его нашли в одном сапоге,
И от страха — рот до ушей,
И на вздувшейся шее тугой петлёй
Удавка из белых вшей…
И никто с тех пор не вопит: «Даёшь!»
И смеётся исподтишка
Её Величество Белая Вошь,
Повелительница зэка.
Вот тогда Её и прозвали все́ —
Королева Материка.
V
Когда-нибудь все́, кто придёт назад,
И кто не придёт назад,
Мы в честь Её устроим парад,
И это будет парад!
По всей Вселенной (валяй, круши!),
— Свой доблестный славя труд,
Её Величества Белой Вши
Подданные пройдут.
Её Величества Белой Вши
Данники всех времён…
А это сумеет любой дурак —
По заду втянуть ремнём,
А это сумеет любой дурак —
Палить в безоружных всласть,
Но мы-то знаем, какая власть
Была и взаправду власть!
И пускай нам другие дают срока,
Ты нам вечный покой даёшь,
Ты, Повелительница зэка,
Ваше Величество Белая Вошь!
Наше Величество Белая Вошь!
Наше Величество Белая Вошь!
Королева Материка!
Мы в Телеграм