Когда волхвы не зажигали свеч,
толпились робко, зябнули у входа,
когда уже затих младенца плач,
и смущена, ещё бледна от родов,
молчала мать, склонённая к Нему,
то мирный хруст овса, дерев ночных скрипенье,
да мерный снега ход, да в котелке кипенье —
вот звуки первые в младенческую тьму.
Когда под нищий свет одной свечи
к босым ногам Марии на солому
сложили свитки шёлка и парчи,
сосуд серебряный склонили к золотому,
заплакала Мария, не стыдясь.
Залог Его пути — дары сверкали жёстко,
казались щёки детские из воска,
крестообразно тень кидала коновязь.
Мария плакала. И Рождества звезда
спустилась низко в небе. И с поклоном
волхвы простились. Длинная чреда
усталых всадников тянулася по склонам,
метель водила по́ снегу пером.
Но был спокоен вид и выдох детский,
и праздник звёзд над краем Вифлеемским —
всё детством показалось и добром.
О, Рождества блистательный приход!
Безсмертного ребёнка пеленанье!
Земля, как рожени́ца, сына ждёт:
метели вой, развёрстое дыханье,
и полночью с холмов стекает пот.
Там, за стеною, в ледяной пыли,
за небесами, за звездою алой,
глаза другой роже́ницы — земли
следили и счастли́во и устало,
не веря обновленью своему.
— Смотри, Мария, видишь, голубица,
как сча́стливо земля себе дивится?
И это чудо — Сыну Твоему.
Мы в Телеграм