Из ночной столицы кукушка,
да клопа жестяное брюшко.
Захолустье. Холуй в дверях
исполкома — дрожащ и перист.
Ключевая ненависть, пенясь,
перебраживается в страх.
И всей-то радости — отросток сна во льду,
под валерианой сердце зарастает…
Но кто произнесёт анафему труду
и наши судьбы отквитает?
И кто, в крови запястья утопив,
нас вычленит из человечьей хляби,
какая помесь: Соловьев-Алябьев
анафему положит на мотив?
Смотрят ясно и важно дети:
диктатуры грузила, сети
миновали — ещё малы.
Сушь. Без хруста изломы тени.
И кипят под окном сирени,
как котлы осадной смолы.
Мы в Телеграм