ВЕЧЕРНИЕ ПРОГУЛКИ
Маленькая поэма
Владимиру Максимову
1
Бывали ль вы у Спаса на Крови?
Там рядом сад с дорожками.
И кущи.
Не прогуляться ль нам на сон грядущий
И поболтать о странностях любви?
Смеркается.
Раздолье для котов.
Плывут косые тени по гардине,
И я вам каюсь, шёпотом, в гордыне,
Я чёрт-те в чём покаяться готов!
Пора сменить — уставших — на кресте,
Пора надеть на свитер эполеты,
И хоть под старость выбиться в поэты,
Чтоб ни словечка больше в простоте!
— Допустим, этак:
Медленней, чем снег,
Плывёт усталость — каменная птица.
Как сладко всем в такую полночь спится,
Не спит — в часах — песочный человек.
— О, этот вечно-тающий песок,
Немолчный шелест времени и страха!
О Парка, Парка, сумрачная пряха,
Повремени, помедли хоть часок!..
А ловко получается, шарман!
О, как же эти «О!» подобны эху…
Но, чёрт возьми, ещё открыт шалман!
Вы видите — ещё открыт шалман!
Давайте, милый друг,
Зайдём в шалман!
Безсмертье подождёт, ему не к спеху!
2
Ах, шалман, гуляй, душа,
Прочь, унынье чёрное!
Два учёных алкаша
Спорят про учёное:
«Взять, к примеру, мю-мезон:
Вычисляй и радуйся!
Но велик ли в нём резон
В рассужденьи градуса?..»
Ух, шалман!
Пари, душа!
Лопайтесь, подтяжки!
Работяга не спеша
Пьёт портвейн из чашки:
«Все́ грешны́ на свой фасон,
Душу все́м изранили!
Но уж если ты — Мезон,
То живи в Израиле!..»
Ну, шалман!
Ликуй, душа!
Света! Света! Светочка!
До чего же хороша,
Как в бутылке веточка!
Света пиво подаёт
И смеётся тоненько.
Три — пустые — достаёт
Света из-под столика.
«Это, Света, на расчёт,
И вперёд — в начало!..» —
Работяга, старый чёрт,
Машет ручкой: «Чао!..»
Вот он встал, кудлатый чёрт,
Пальцами шаманя.
Уваженье и почёт
Здесь ему, в шалмане!
3
Он, подлец, мудрец и стоик,
Он прекрасен во хмелю!
Вот он сел за крайний столик
К одинокому хмырю.
«Вы, прошу простить, партейный?
Подтвердите головой!»
Хмырь кивает.
Работяга улыбается.
«Так и знал, что вы партейный!
Но заходите в питейный
И по линии идейной
Получаетесь — как свой!
Эй, начальство!
Света, брызни!
Дай поярче колорит!..
Наблюдение из жизни!» —
Работяга говорит.
И, окинув взглядом тесный
Зал на сто семнадцать душ,
Он, уже почти что трезвый,
Вдруг понёс такую чушь!..
4
«На троллейбусной остановке
Все́ толпятся у самой бровки,
И невесело, как в столовке,
На троллейбусной остановке.
Хоть и улица — а накурено.
И похожи все́ на Никулина —
Ну, того, что из цирка, — клоуна…
Так же держатся люди скованно.
Но попробуй у них спроси:
„Где тут очередь на такси?“
А где очередь на такси,
Там одни „пардон“ и „мерси“.
Там грузины стоят с корзинками
И евреи стоят с грузинками,
И глядят они вслед хитро́
Тем, кто ехать решил в метро.
И вдогонку шипят: „Ай-вай!..“
Тем, кто топает на трамвай.
А трамвайная остановка —
Там особая обстановка.
Эй, ты — в брючках, пшено, дешёвка!
Ты отчаливай, не форси.
Тут трамвайная остановка,
А не очередь на такси!..»
И платком заместо флага
Сложный выразив сюжет,
Наш прелестный работяга
Вдруг пропел такой куплет:
«А по шоссе, на Калуги и Луги,
В дачные царства, в казённый уют,
Мчатся в машинах народные слуги,
Мчатся — и грязью народ обдают!..»
5
У хмыря — лицо как тесто,
И трясётся голова.
Но приятный гром оркестра
Заглушил его слова.
Был оркестр из настоящих
Трёх евреев, первый сорт!
А теперь упрятан в ящик
Под названием «Аккорд».
И ведёт хозяйство это
Ослепительная Света.
И пускает, в цвет моменту,
Отобрав из сотни лент,
Соответственную ленту
В соответственный момент.
Вот сперва завыли трубы:
Всё, мол, в жизни трын-трава!..
У хмыря трясутся губы
И трясётся голова.
Вот — поддал ударник жару,
Показал, бродяга, класс!
А уж после, под гитару,
Произнёс нахальный бас:
«Доля, доля, злая доля,
Протрубила б ты отбой!
Сверху небо, снизу поле,
Посерёдке — мы с тобой.
Мы с тобою посерёдке,
Ты — невеста,
Я — жених.
Нам на личность по селёдке
И пол-литра на двоих.
Мы культурно свет не застим,
Взять судьбу не можем в толк.
И поёт нам: „С новым счастьем!“
Наш парторг — тамбовский волк.
Он поёт — один в гордыне,
Как свидетель на суде:
„С новым счастьем, молодые,
И с успехами в труде!..
И чтоб первенец загукал,
Как положено в семье,
Вам партком отводит угол
В обще…“»
Тут, увы, заело ленту —
Отслужила, видно, срок.
Но, опять же в цвет моменту,
Грянул бойкий тенорок:
«Чтобы очи мои повылазили!
Чтоб не видеть мне белого дня!
Напридумали Ла́зари лазеры
И стараются кончить меня!..»
И шалман зашёлся смехом,
Загудел, завыл шалман.
И, частушке вторя эхом,
Об стакан гремит стакан.
6
Света, Света, добрый друг,
Что же ты замолкла вдруг?
Где твой Лазарь, где твой милый,
Завбуфетом в цвете лет?!
Он убит — и взят могилой,
Как сказал один поэт.
Брал он скромно, брал по праву,
Брал не с верхом, а в очко:
Было — заму,
Было — заву,
Было все́м на молочко!
Уносите, дети, ноги!
Не ходите, дети, в лес!
В том лесу живёт в берлоге
Лютый зверь — Обэхаэс[1]!
Все́м влепили мелочишку,
Всё равно как за прогул.
Только Лазарь принял «вышку»,
Даже глазом не моргнул!
Точно так же, как когда-то
Не моргнул и глазом он,
Когда гнал его, солдата,
Дезертир из школы вон!
Мол, не так он учит деток,
Подозрительный еврей,
Мол, не славит пятилеток,
А долдонит про царей.
Заседанье педсовета
Подвело всему итог…
С ним ушла тогда и Света —
Физкультурный педагог.
Что ты, что ты, что ты, что ты,
Что ты видишь сквозь туман?
Как мотались без работы?
Как устроились в шалман?
Как, без голоса, кричала
В кислом зале горсуда?..
Эй, не надо всё сначала,
Было — сплыло навсегда!
Было — сплыло…
Тут линяет гром оркестра —
Мал в шалмане габарит.
И опять, оркестра вместо,
Работяга говорит
(А в руке гуляет кружка
И смеётся левый глаз):
«Это всё была петрушка,
А теперь пойдёт рассказ!»
7
Мы гибли на фронте,
Мы хрипли в комбе́де.
А вы нас вели
От победы к победе!
Нам бабы кричали:
«Водицы попейте!
Умойтесь, поешьте, поспите хоть ночку!»
А вы нас вели — от победы к победе,
И пуля свинцовая ставила точку!
Мы землю долбили,
Мы грызли железо,
Мы грудь подставляли
Под дуло обреза.
А вы, проезжая в машине «Победе»,
В окно нам кричали:
«Достройте!.. Добейте!..»
И мы забывали
О сне и обеде,
И вы нас вели —
От победы к победе!
А вы —
«Победы» меняли на «Волги».
А после —
«Волги» меняли на «ЗИМы».
А после —
«ЗИМы» меняли на «Чайки».
А после —
«Чайки» меняли на «ЗИЛы».
А мы надрывались,
Долбили, грузили!
И вот уже руки повисли, как плети,
И ноги не ходят, и волосы седы…
А вы нас вели — от победы к победе.
И тосты кричали во славу победы:
«Ну, пусть не сегодня,
Так — завтра, так — в среду!»
«Достройте!.. Добейте!..»
«Дожмём!.. Приурочим!..»
А мы, между прочим,
А мы, между прочим,
Давно положили — на вашу победу!..
8
Хмырь зажал рукою печень,
Хмырь смертельно побледнел…
Даже хмырь — и тот не вечен,
Есть для каждого предел.
Работяга (в кружке пена),
Что ж ты, дьявол, совершил?
Ты ж действительного члена
Нашу партию лишил!
И пленительная Света,
Сандалетами стуча,
Срочно стала из буфета
Вызывать в шалман врача…
9
Какая ночь! Как улицы тихи́!
Двенадцать на часах «Аэрофлота».
И кажется — дойдёшь до поворота —
И потекут безсмертные стихи!..
Мы в Телеграм