Безумье войны познаётся утратой.
Убили и мужа, и младшего брата,
А после ночной, взрывшей город, бомбёжки
От дочки осталась лишь в валенке ножка.
Как жить? Как с судьбой своей женщине спорить?
Рассудок её помрачился от горя.
Но всё же один из агентов негласных
Донёс, что безумная эта опасна.
И следователь легко и умело
Ещё сочинил одно новое дело
Из тех, что настолько нужны и важны
Для безопасности нашей страны,
Что переплёт у таких дел отмечен
Особой пометкой: «Хранится навечно».
И, стоя на страже страны, трибунал
На двадцать пять лет её в лагерь послал.
Но Бог приговор милосердный изрёк,
Пославши ей смерть, сократившую срок.
В весеннее утро (апрель был в разгаре)
Она умирала на лагерных нарах.
Ей чудилось, что по песчаной дорожке
Бежит её девочка в платье в горошек
И ручки к ней тянет… Совсем уже близко.
И тут же назойливо звякали миски.
От го́ря к чуждому страданию глу́хи,
Перловую кашу жевали старухи.
Два дня, ожидая приказ к погребенью,
В сарае лежал её труп на поленьях.
И мухи повисли, оцепенев,
На бирке, привязанной к голой ступне.
Раз номер она на спине носила,
То с номером до́лжно ей лечь и в могилу.
Но тело, лежавшее без движенья,
Последнее жда́ло ещё униженье:
Как только за зону открылись воро́та
И скрылась телега за поворотом,
Задержан был гроб и с привычною хваткой
Обыскан видавшею виды солдаткой.
И капнул слезою берёзовый сок
На вставший в то утро в лесу бугорок.
Как кошку, как падаль её схоронили,
Ни надписи, ни креста на могиле.
Берёзовый кол, укреплённый в песке,
С доскою и номер на этой доске.
Раз номер она на спине носила,
То с номером до́лжно ей лечь и в могилу.
Приходит пора соловьиного мая.
Лес лезет на просеки, плеши латая.
И между людского позора столбами
Травы колыхнулось зелёное пламя.
Лежит под столбом её мёртвое тело,
Но живо в архиве за номером дело,
И дел этих поднакопилось — гора!
И всё номера́… номера́… номера́…
Приходит октябрь. Ржавеют дубы.
Как старые кости, желтеют столбы.
Бугрится земля, и буграм нету счёта,
Как будто здесь крот-великан поработал.
И в сером миганьи сырого утра́
Видны номера́… номера́… номера́…
И мы, кто в ту пору не думая жил,
Но совесть в сердце своём сохранил,
Во имя зарытых в болотах и чащах,
При жизни молчавших, посмертно молчащих,
Детей, сумасшедших, калек, стариков,
Лишённых погонов фронтовиков,
Исконных своих и иноплемённых,
Во имя их всех, без суда осуждённых,
Чтоб жизнь на земле была человечной,
Клянёмся запомнить это навечно!
Мы в Телеграм