Слагать стихи — сомненьем погрешать:
Спасаются молитвой и молчаньем.
Надеюсь всё же, хоть одна душа,
Припав к Христу, мне будет оправданьем.
ПОЭЗИЯ УЕДИНЕНИЯ
Мудрость православной поэзии
и поэзия православной мудрости
У Гоголя есть удивительное рассуждение о назначении поэзии, предсказание о появлении поэтов, призвание которых ясно представлял. Вчитайтесь в слова великого русского писателя: «…Поэзия наша пробовала все аккорды, воспитывалась литературами всех народов, прислушивалась к лирам всех поэтов, добывала какой-то всемирный язык затем, чтобы приготовить к служенью более значительному. Нельзя уже теперь заговорить о тех пустяках, о которых ещё продолжает ветрено лепетать молодое, не давшее себе отчёта, нынешнее поколенье поэтов; нельзя служить и самому искусству, — не уразумев его цели высшей и не определив себе, зачем дано нам искусство; нельзя повторять Пушкина. Нет, не Пушкин и никто другой должен стать теперь в образец нам: другие уже времена пришли. Теперь уже ничем не возьмёшь — ни своеобразьем ума своего, ни картинной личностью характера, ни гордостью движений своих, — христианским, высшим воспитаньем должен воспитаться теперь поэт. Другие дела наступают для поэзии. Как во времена младенчества народов служила она к тому, чтобы вызывать на битву народы, возбуждая в них браннолюбивый дух, так придётся ей теперь вызывать на другую, высшую битву человека — на битву уже не за временную нашу свободу, права и привилегии наши, но за нашу душу, которую Сам небесный Творец наш считает перлом Своих созданий. Много предстоит теперь для поэзии — возвращать в общество то, что есть истинно прекрасно и что изгнано из него нынешней безсмысленной жизнью. Нет, не напомнят они уже никого из наших прежних поэтов. Самая речь их будет другая; она будет ближе и родственней нашей русской душе. Ещё в ней слышней выступят наши народные начала… Скорбью ангела загорится наша поэзия и, ударивши по всем струнам, какие ни есть в русском человеке, внесёт в самые огрубелые души святыню того, что никакие силы и орудия не могут утвердить в человеке; вызовет нам нашу Россию — нашу русскую Россию…»
Не завышенно ли отнести гоголевское пророчество к творчеству иеромонаха Романа? Нет. Ему дано чувствовать и знать тонкую грань между гордыней и высочайшей ответственностью за тот дар, который дан ему Богом, он не разменивает свой дар на поэтические побрякушки, он говорит о главных ценностях человеческого бытия: о Вере, о святости, об идеалах, о жизни и смерти, о Любви, о природе, о России. Религиозно одарённый человек всегда одарен и поэтически, ибо душа, окрылённая стремлением к Богу, живёт в мире возвышенного, идеального, совершенного, то есть того, чем и питается подлинная поэзия. Самые значительные книги иеромонаха Романа вышли в Минске, оттого, должно быть, и потекла молва, будто обитает он в белорусских болотах. Скит Ветрово спрятался среди болот, но псковских, неподалёку от тех мест, где прозвучали из уст старца Филофея слова, определившие предназначение России: «Яко два Рима падоша, а третий стоит, а четвёртому не быти», немного вёрст от скита и до той береговой точки Псковского озера, от которой плыли на лодках, на катерах, шли по льду паломники на остров к старцу Николаю. Выстаивали долгую очередь, чтобы получить благословение Господне от старца, или хотя бы передать ему записочку, а, коль дана была милость Божия, то услышать и слова проповеди, совета, назидания. В протоиерее Николае Гурьянове ожила традиция русского старчества, которое почиталось в нашем народе более, чем самоё высокое епископское звание, к старцам шли и миряне, и священнослужители, независимо от их званий, учёности и заслуг. В сентябре 2003 года Патриарший экзарх всея Беларуси, митрополит Минский и Слуцкий Филарет, пригласил к себе в резиденцию небольшую группу русских писателей, среди многих тем возник разговор и о старце Николае, фотография которого на стене помогала трудам владыки. «Мы иногда переглядываемся», — сказал он, будто о присутствующем постоянно собеседнике, а потом рассказал, как под обложным нескончаемым дождём стоял он, вместе с другими паломниками, подле домика отца Николая и, хотя многочасовой дождь всюду может омрачить настроение, но там, заглядывая во дворик старца, приходила всем одна и та же мысль: это уголок рая и святости. Духовником иеромонаха Романа был всероссийский старец Николай. Он советовал беречь Божий дар, писать стихи, благословил отца Романа на поэтическое служение.
В последние годы всё труднее становилось иеромонаху Роману исполнять своё духовное призвание: развернулось долгое строительство бревенчатого храма и новой кельи, пришлось вникать во всевозможные детали строительства, становясь и прорабом, и мастером. В этот период он надолго закрывался в келье, писал иконы для храма. Поток паломников, который поначалу восхищал меня как проявление особого отношения тысяч верующих к песнопениям и стихам иеромонаха Романа, становился препятствием рождению его новых стихов.
В суете никогда не создавалось ничего достойного, тем более — вечного. От суеты предостерегают нас многие стихотворные строки иеромонаха Романа. Суета — это и есть мельтешение во второстепенном, мелочном, принимаемом в каждую минуту бытия человека за нечто необходимое, или даже главное. Человек погружён в водоворот внешних событий, он куда-то спешит, а если отдыхает, то не заглядывает в себя, в свою душу, а опять распыляется вовне — в телевизор, в газетные строчки, в развлечения.
9 октября 2003 года иеромонах Роман затворился от мира. Ушёл в затвор не только ради спасения собственной души, но ради всех нас, верующих и неуверенно приближающихся к вере, ради России, которая не вернёт свою подлинность, если не станет дышать православием.
Истерзанная десятилетиями безверия Россия нуждается в духовных поводырях, в глубоко православных духовниках, которые несут в себе неискажённую православную веру, дух Святой Руси, не разорванной на куски. Можно городить какие угодно границы, учреждать денежную и экономическую обособленность, но духовно никому не удавалось и не удастся отделить русских от белорусов. Пока политики состязаются в правоте и робких уступках друг другу, духовные просторы наших народов открыты друг другу. Ни у кого не вызывает недоумения тот факт, что книги иеромонаха Романа, обитающего на псковской земле, издаются в Минске. Центр православной духовности в истории не однажды смещался — из Рима в Константинополь-Царьград, а затем в Святую Русь. Ныне единый центр духовности не самоопределился, но очаги православной духовности, разгораясь в ночи безверия, озаряют весь мир. Коль потоки света уже соединились между скитом Ветрово и Минском — значит, недалёк час торжества Православия на нашей общей земле.
Россия спасалась подвижниками и подвижничеством. Конечно, печалимся мы, испытавшие таинство моления в скиту Ветрово, в храме Иконы Божией Матери «Взыскание погибших», перед иконами, написанными иеромонахом Романом, печалимся оттого, что уже более полугода не можем войти в скит, но каким вознаграждением стала для всех нас, для тысяч читателей, эта книга, рождённая в уединении! Какой собранной способна быть душа, какие замыслы одновременно живут в ней, какой окрылённой она бывает, если уходит от суеты сует, — свидетельством тому стала книга, написанная всего за четыре месяца затворничества. Взгляните на даты! Четыре-пять стихов появлялись в один день, а 15 января 2004 года произошло что-то невероятное — четырнадцать (!) стихов написано в этот день! И каких стихов! Кому-то хочется, чтобы поэт не менялся, чтобы он побольше писал подобного тому, что уже хранится в нашей душе как часть её самой («Пел соловей, ах как он пел, И тишина ему внимала…», «За родником — белый храм, Кладбище старое, Этот забытый край Русь нам оставила», «Туман, туман, туман меня окутал, Да только не дано ему согреть…», и ещё, и ещё; у каждого, слушающего записи песнопений, читающего предыдущие сборники, выстроится свой ряд).
Есть ли в новой книге иеромонаха Романа стихи, именуемые лирикой? Есть, но даже при том, что лирика его всегда была особой, духовной, обращённой к высшим проявлениям Любви в человеке, больше стало стихов-размышлений, стихов-притч, стихов-проповедей, стихов-молитв, стихов-афоризмов. Прежде можно было удивляться мудрости монаха-поэта, когда написаны были «Глаголы вещие», «Я хочу быть схимником», «О доброте безсмысленны слова», «Земля от света повернёт во тьму», «Оглядывая прожитую жизнь», — называю лишь некоторые стихи, созданные в 80-е годы прошлого столетия. В новой книге мы видим ещё более чуткое, ответственное отношение к слову, обращённому к соотечественникам, ко всем, ищущим Истины в изолгавшемся, запутавшемся в неискренности слов и чувств мире.
Слово и смысл неразделимы, когда они распадаются — появляются безсмысленные слова. Когда звучит в аэропорту призыв «Пройдите в накопитель!», то в словах этих потерян человек, в накопителе подобает находиться стаду баранов, сонмищу элементарных частиц, но никак не людям. Между тем, ухо людей свыклось даже с таким обращением и уж вовсе не замечает подмены великого слова «народ» демографически-статистическим термином «население», а святого русского слова «Любовь» — блудливым словосочетанием «заниматься любовью». Безпощадно стихотворение иеромонаха Романа «Народу», но только такая безпощадность и способна отрезвить заблудших, утративших вместе со словами и возвышенные чувства, и завоёванное тысячелетней историей звание русского народа.
Мой замордованный народ!
Печальна полоса невзгод,
Прискорбна общая разруха,
Но страшно поруганье духа!
…
Толпе без чести, без стыда,
Не стать народом никогда!
Россия возвысилась совестью, свет совести равно сиял и в праведниках наших, и в лучших писателях, и в душах наших бабушек-крестьянок, а если и не крестьянок, то всё равно — христианок, одна буковка ничего не меняет в духовной основе и душевной сердечности. Высшим укором звучали в детстве слова мамы: «Безсовестный, разве так можно? У тебя совесть есть?» Совесть — это и есть живое присутствие Бога в нас. Святая Русь была средоточием совести в целом народе, утрата же совести означает отпадение от Бога, себялюбивое убиение души. Жизнь безгранична, если она открыта лучам совести, лучам Идеала. Как убога юность, если нет в ней Любви, мечты, поэзии, стремления к Правде, к Чистоте! Разве мог бы иеромонах Роман стать для православных, для ищущих путь к православию, для России тем, кем он стал, если бы не вели его с юности стремления, которые он сам описал?!
Меня однажды в юности спросили:
— Кем будешь, если выйдет звёздный час?
— Хотелось бы стать совестью России.
— Не много ли?
— Коль с Богом — в самый раз.
Для верных сыновей сие по силам,
Хоть немощны и поступью хромы.
Мы все должны быть совестью России.
Что странного? Россия — это мы!
Насколько точны, совершенны здесь и слова, и их смысл! Это и есть высшая поэзия, сопряжённая с мудростью.
Иеромонах Роман одной строфой отвечает на вопрос, который затуманен энциклопедиями, томами трудов философов, социологов, психологов, педагогов, у которых личность предстаёт как совокупность социальных ролей. В конечном счёте получается нелепица: самой богатой личностью оказывается мельтешащий везде и всюду носитель множества социальных ролей. И вот ответ отца Романа всем, запутавшимся в собственном оборотничестве, и теоретикам, усугубляющим затмение умов:
А кто есть Личность? Думается, тот,
Кто с глубиною собственною дружит,
Кто до себя однажды донырнёт
И не спешит выныривать наружу.
Всё. Остановите безсмысленный поток диссертаций о ролевой концепции личности, о субкультурах, создающих якобы особые культуры молодёжной неповторимости, а в действительности убивающих подлинную культуру как преемство традиций, разъединяющих поколения, тем самым разрывающих единую душу национальной истории. Блуждания людей в поисках смысла собственной жизни, в поисках жизненного пути, безконечны. Совсем недавно родители наставляли своего ребёнка: «Выучишься — станешь человеком», связывая с высшим образованием все упования на счастливую жизнь. Нынче и без родительских наставлений подростки поглощены лихорадочными поисками денежного места под солнцем, бездумно устремляясь куда угодно, лишь бы мерцал неподалёку призрак богатства, сытости, удовольствий, развлечений.
А нам понять бы навсегда,
Чтоб не жалеть о многом:
На свете есть одна беда —
Не повстречаться с Богом.
Ах, если бы пораньше прозревала душа!
Тем же, кто до сих пор сокрушается о «немонашеском» поэтическом творчестве иеромонаха, отвечу словами архиепископа Верейского Евгения, ректора Московских Духовных академии и семинарии: «Отец Роман своими песнями привёл к крещению десятки, может быть, сотни тысяч людей».
Александр Корольков,
доктор философских наук, профессор,
академик Российской академии образования.
Санкт-Петербург, март 2004.
Мы в Телеграм