1
Пусть по-топорному неровна
И не застругана строка,
Пусть неотёсанные брёвна
Лежат обвязкою стиха, —
Тепла изба моих зимовок —
Одноэтажный небоскрёб,
Сундук неношеных обновок,
Глубо́ко спрятанный в сугроб,
Где не чужим заёмным светом,
А жарким у́глем рдеет печь,
Где не сдержать ничьим запретам
Разгорячившуюся речь.
2
И я, и ты, и встречный каждый
На се́рдце песню бережёт.
А жизнь с такою жадной жаждой
Освобожденья песни ждёт.
Та песня петь не перестала,
Не потонула в вое вьюг,
И струнный звон сквозь звон металла
Такой же чистый сеет звук.
На чьём пиру её похмелье?
Каким вином она пьяна?
На новоселье в подземелье
Она тайком приведена.
А может быть, всего уместней
Во избежание стыда
И не расспрашивать о песне,
И не искать её следа.
3
Я много лет дробил каменья
Не гневным ямбом, а кайлом.
Я жил позором преступленья
И вечной правды торжеством.
Пусть не душой в заветной лире —
Я телом тленья убегу
В моей нетопленой квартире,
На обжигающем снегу.
Где над моим безсмертным телом,
Что на руках несла зима,
Металась вьюга в платьи белом,
Уже сошедшая с ума,
Как деревенская кликуша,
Которой вовсе невдомёк,
Что здесь хоронят раньше душу,
Сажая тело под замок.
Моя давнишняя подруга
Меня не чтит за мертвеца.
Она поёт и пляшет — вьюга,
Поёт и пляшет без конца.
4
Не для анютиных ли глазок,
Не для лобастых ли камней
Я сочинил немало сказок
По образцу Четьи-Миней?
Но всё, что я шептал сердечно
Деревьям, скалам и реке,
Всё, что звучало безупречно
На этом горном языке, —
Псалмы, элегии и оды,
Что я для них слагать привык,
Не поддаются переводу
На человеческий язык.
Так в чём решенье той задачи,
Оно совсем не в пустяках.
В том, чтоб тетрадь тряслась от плача
В любых натруженных руках.
И чтоб любитель просвещенья,
Знаток глазастого стиха,
Ценил узорное тисненье
Зелёной кожи лопуха.
И чтоб лицо бросала в краску
От возмущенья и стыда
Земная горечь русской сказки
Среди безпамятного льда.
5
Весною всё кричало, пело,
Река гремела возле скал,
И торопливо, неумело
В подлеске ландыш зацветал.
Но день за днём одно ненастье,
И редкий, жгучий солнца луч
Как ослепительное счастье
Порой выглядывал из туч.
За эти солнечные нити
Цветок цеплялся как слепой
И лез туда в поток событий,
Готовый жертвовать собой.
И кое-как листы расправя,
И солнцу выйдя на поклон,
О славе думать был не вправе,
О слове вольном думал он.
6
Так где же песня в самом деле?
Немало стоило труда,
Чтоб разметать слова в метели,
Их завалить кусками льда.
Но песня петь не перестала
Про чью-то боль, про чью-то честь.
У ней и мужества достало
Мученья славе предпочесть.
Она звучит в едином хоре
Зверей, растений, облаков.
Ей вторит Берингово море —
Стихия вовсе не стихов.
И на ветру скрипят ворота
Раскрепощённых городов,
И песня выйдет из болота
И доберётся до садов.
Пусть сапоги в грязи и глине,
Она уверенно идёт.
И рот её в лесной малине,
Сведённый судорогой рот.
Она оранжевою пылью
Покрыта с ног до головы,
Она стои́т таёжной былью
Перед заставами Москвы.
Она свои расскажет сказки,
Она такое пропоёт,
Что без профессорской указки
Едва ли школьник разберёт.
И ей не нужно хрестоматий —
Ей ну́жны уши и сердца
И тот, дрожащий над кроватью,
Огонь лучинного светца,
Чтоб в рукописной смутной строчке
Открыть укрывшуюся суть
И не искать ближайшей точки,
А — до рассвета не уснуть.
Мы в Телеграм