1
Как утешительно-тиха
И как улыбчиво-лукава
В лугов зелёные меха
Лицом склонённая Полтава.
Как одеяния чисты,
Как ясен свет, как звон негулок,
Как вся для медленных прогулок,
А не для бешеной езды.
Здесь Божья слава сердцу зрима.
Я с ветром вею, с Ворсклой льюсь.
Отсюда Гоголь видел Русь,
а уж потом смотрел из Рима…
Хоть в пенье радужных керамик,
В раю лошадок и цветов
Остаться сердцем не готов,
у старых лип усталый странник, —
Но так нежна сия земля
И так добра сия десница,
Что мне до смерти будут сниться
Полтава, полдень, тополя.
Край небылиц, чей так целебен
Спасённый чудом от обнов
Реки, деревьев и домов
Под небо льющийся молебен.
Здесь сердце Гоголем полно
И вслед за ним летит по склонам,
Где жёлтым, розовым, зелёным
Шуршит волшебное панно.
Для слуха рай и рай для глаза,
Откуда наш провинциал,
Напрягшись, вовремя попал
На праздник русского рассказа.
Не впрок пойдёт ему отъезд
Из вольнопесенных раздолий:
Сперва венец и капитолий,
А там — безумие и крест.
Печаль полуночной чеканки
Коснётся дикого чела.
Одна утеха — Вечера
На хуторе возле Диканьки…
Немилый край, недобрый час,
На людях рожи нелюдские, —
И Пушкин молвит, омрачась:
— О Боже, как грустна Россия!..
Пора укладывать багаж.
Трубит и скачет Медный всадник
По душу барда. А пока ж
Он — пасечник, и солнце — в садик.
И я там был, и я там пил
Меда́, текущие по хвое,
Где об утраченном покое
Поёт укра́инский ампир…
2
А вдали от Полтавы, весельем забыт,
Где ночные деревья угрюмы и шатки,
Бедный-бедный андреевский Гоголь сидит
На собачьей площадке.
Я за душу его всей душой помолюсь
Под прохладной листвой тополей и шелковиц
Но зовёт его вечно Великая Русь
От родимых околиц.
И зачем он на вечные веки ушёл
За жестокой звездой окаянной дорогой
Из весёлых и тихих черешневых сёл
С Украины далёкой?
В гефсиманскую ночь не моли, не проси:
«Да минует меня эта жгучая чара», —
Никакие края не дарили Руси
Драгоценнее дара.
То в единственный раз через тысячу лет
На серебряных крыльях ночных вдохновений
В злую высь воспарил — не писательский, нет —
Мифотворческий гений…
Каждый раз мы приходим к нему на поклон,
Как приедем в столицу всемирной державы,
Где он сиднем сидит и пугает ворон
Далеко от Полтавы.
Опалённому болью, ему одному
Не обидно ль, не холодно ль, не одиноко ль?
Я, как ласточку, сердце его подниму.
— Вы послушайте. Гоголь.
У любимой в ладонях из Ворсклы вода.
Улыбнитесь, попейте-ка самую малость.
Мы оттуда, где, ветрена и молода,
Ваша речь начиналась.
Кони ждут. Колокольчик дрожит под дугой.
Разбегаются люди — смешные козявки.
Сам Сервантес Вас за руку взял, а другой
Вы касаетесь Кафки.
Вам Италию видно. И Волга видна.
И Гремит наша тройка по утренней рани.
Кони жаркие ржут. Плачет мать. И струна
Зазвенела в тумане…
Он ни слова в ответ, ни жилец, ни мертвец.
Только тень наклонилась, горька и горбата,
Словно с милой Диканьки повеял чабрец
И дошло до Арбата…
За овитое терньями сердце волхва,
За тоску, от которой вас Боже избави,
До полынной земли, Петербург и Москва,
Поклонитесь Полтаве.
Мы в Телеграм