Иоанн Дамаскин (Алексей Толстой)

Перейти к навигацииПерейти к поиску

Иоанн Дамаскин


1



Люби́м калифом Иоанн;
Ему, что день, почёт и ласка,
К делам правления призва́н
Лишь он один из христиан
5 Порабощённого Дамаска.
Его поставил властелин
И суд рядить, и править градом,
Он с ним беседует один,
Он с ним сидит в совете рядом;
10 Окружены его дворцы
Благоуханными садами,
Лазурью блещут изразцы,
Убра́ны стены янтарями;
В полдневный зной приют и тень
15 Дают навесы, шёлком тканы,
В узорных банях ночь и день
Шумят студёные фонтаны.

Но от него бежит покой,
Он бродит сумрачен; не той
20 Он прежде мнил идти доро́гой,
Он сча́стлив был бы и убогий,
Когда б он мог в тиши лесной,
В глухой степи, в уединеньи,
Двора волнение забыть
25 И жизнь смиренно посвятить
Труду, молитве, песнопенью.

И раздавался уж не раз
Его красноречивый глас
Проти́ву ереси безумной,
30 Что на искусство поднялась
Грозой неистовой и шумной.
Упорно с ней боролся он,
И от Дамаска до Царьграда
Был, как боец за честь икон
35 И как художества ограда,
Давно известен и почтён.

Но шум и блеск его тревожит,
Ужиться с ними он не может,
И, тяжкой думой обуян,
40 Тоска в душе и скорбь на лике,
Вошёл правитель Иоанн
В чертог дамасского владыки.
«О государь, внемли! мой сан,
Величье, пышность, власть и сила,
45 Всё мне несносно, всё постыло.
Иным призванием влеком,
Я не могу народом править:
Простым рождён я быть певцом,
Глаголом вольным Бога славить!
50 В толпе вельмож всегда один,
Мученья полон я и скуки;
Среди пиров, в главе дружин,
Иные слышатся мне звуки;
Неодолимый их призыв
55 К себе влечёт меня всё боле —
О, отпусти меня, калиф,
Дозволь дышать и петь на воле!»

И тот просящему в ответ:
«Возвеселись, мой раб любимый!
60 Печали вечной в мире нет
И нет тоски неизлечимой!
Твоею мудростью одной
Кругом Дамаск могуч и славен.
Кто ныне нам величьем равен?
65 И кто дерзнёт на нас войной?
А я возвышу жребий твой —
Недаром я окрест державен —
Ты примешь чести торжество,
Ты будешь мне мой брат единый:
70 Возьми полцарства моего,
Лишь правь другою половиной!»

К нему певец: «Твой щедрый дар,
О государь, певцу не нужен;
С иною силою он дружен;
75 В его груди пылает жар,
Которым зиждется созданье;
Служить Творцу — его призванье;
Его души незримый мир
Престолов выше и порфир.
80 Он не изменит, не обманет;
Всё, что других влечёт и манит:
Богатство, сила, слава, честь —
Всё в мире том в избытке есть;
А все сокровища природы:
85 Степей безбережный простор,
Туманный очерк дальних гор
И мо́ря пенистые воды,
Земля, и солнце, и луна,
И всех созвездий хороводы,
90 И синей тверди глубина —
То всё одно лишь отраженье,
Лишь тень таинственных красот,
Которых вечное виденье
В душе избранника живёт!
95 О, верь, ничем тот не подкупен,
Кому сей чудный мир доступен,
Кому Господь дозволил взгляд
В то сокровенное горнило,
Где первообразы кипят,
100 Трепещут творческие силы!
То их торжественный прилив
Звучит певцу в его глаголе —
О, отпусти меня, калиф,
Дозволь дышать и петь на воле!»

105 И рек калиф: «В твоей груди
Не властен я сдержать желанье,
Певец, свободен ты, иди,
Куда влечёт тебя призванье!»

И вот правителя дворцы
110 Добычей сделались забвенья;
Оделись пёстрые зубцы
Травой и прахом запустенья;
Его несчётная казна
Давно уж нищим раздана́,
115 Усердных слуг не видно боле,
Рабы отпущены на волю,
И не укажет ни один,
Куда их скрылся господин.
В хоромах стены и картины
120 Давно затка́ны паутиной,
И мхом фонтаны заросли;
Плющи, ползущие по хо́рам,
От самых сводов до земли́
Зелёным падают узором,
125 И мак спокойно полевой
Растёт круго́м на звонких плитах,
И ветер, шелестя травой,
В чертогах ходит позабытых.

2



Благословляю вас, леса,
130 Долины, нивы, го́ры, во́ды!
Благословляю я свободу
И голубые небеса!
И посох мой благословляю,
И эту бедную суму,
135 И степь от краю и до краю,
И солнца свет, и ночи тьму,
И одинокую тропинку,
По коей, нищий, я иду,
И в поле каждую былинку,
140 И в небе каждую звезду!
О, если б мог всю жизнь смешать я,
Всю душу вместе с вами слить!
О, если б мог в свои объятья
Я вас, враги, друзья и братья,
145 И всю природу заключить!
Как горней бури приближенье,
Как натиск пе́нящихся вод,
Теперь в груди моей растёт
Святая сила вдохновенья.
150 Уж на устах дрожит хвала
Всему, что благо и достойно, —
Какие ж мне воспеть дела?
Какие битвы или войны?
Где я для дара моего
155 Найду высокую задачу?
Чьё передам я торжество
Иль чьё падение опла́чу?
Блажен, кто рядом славных дел
Свой век украсил быстротечный;
160 Блажен, кто жизнию умел
Хоть раз коснуться правды вечной;
Блажен, кто истину искал,
И тот, кто, побеждённый, пал
В толпе ничтожной и холодной,
165 Как жертва мысли благородной!
Но не для них моя хвала,
Не им восторга излиянья!
Мечта для песен избрала́
Не их высокие деянья!
170 И не в венце сияет Он,
К кому душа моя стремится;
Не блеском славы окружён,
Не на звенящей колеснице
Стоит Он, гордый сын побед;
175 Не в торжестве величья — нет, —
Я зрю его передо мною
С толпою бедных рыбаков;
Он тихо, мирною стезёю,
Идёт меж зреющих хлебов;
180 Благих речей своих отраду
В сердца́ простые Он лиёт,
Он правды алчущее стадо
К её источнику ведёт.

Зачем не в то рождён я время,
185 Когда меж нами, во плоти́,
Неся мучительное бремя,
Он шёл на жизненном пути!
Зачем я не могу нести,
О мой Господь, Твои оковы,
190 Твоим страданием страдать,
И крест на плечи Твой приять,
И на главу венец терновый!
О, если б мог я лобызать
Лишь край святой Твоей одежды,
195 Лишь пыльный след Твоих шагов,
О мой Господь, моя надежда,
Моя и сила и покров!
Тебе хочу я все мышленья,
Тебе всех песней благодать,
200 И думы дня, и ночи бденья,
И се́рдца каждое биенье,
И душу всю мою отдать!
Не отверзайтесь для другого
Отныне, вещие уста!
205 Греми лишь именем Христа,
Моё восторженное слово!

3



Часы бегут. Ночная тень
Не раз сменяла зной палящий,
Не раз, всходя, лазурный день
210 Свивал покров с природы спящей;
И перед странником вдали
И волновались и росли
Разнообразные картины:
Белели снежные вершины
215 Над лесом ке́дровым густым,
Иордан сверкал в степном просторе,
И Мёртвое чернело море,
Сливаясь с небом голубым.
И вот, виясь в степи широкой,
220 Чертой изогнутой легло
Пред ним Кедронского потока
Давно безводное русло́.

Смеркалось. Пар струился синий;
Кругом царила тишина;
225 Мерцали зве́зды; над пустыней
Всходила медленно луна.
Брегов сожжённые стремнины
На дно сбегают крутизной,
Спирая узкую долину
230 Двойной отвесною стеной.
Внизу кресты, симво́лы веры,
Стоят в обрывах здесь и там,
И ви́дны странника очам
В утёсах рытые пещеры.
235 Сюда со всех концов земли,
Бежав мирского треволненья,
Отцы святые притекли
Искать покоя и спасенья.
С краёв до высохшего дна,
240 Где спуск крутой ведёт в долину,
Руками их возведена
Из ка́мней крепкая стена,
Отпор степному сарацину.
В стене воро́та. Тесный вход
245 Над ними башня стережёт.
Тропинка вьётся над оврагом,
И вот, спускаясь по скала́м,
При свете зве́зд, усталым шагом
Подходит странник к ворота́м.
250 «Тебя, безбурное жилище,
Тебя, познания купель,
Житейских помыслов кладби́ще
И новой жизни колыбель,
Тебя приветствую, пустыня,
255 К тебе стремился я всегда!
Будь мне убежищем отныне,
Приютом песен и труда!
Все попечения мирские
Сложив с себя у этих врат,
260 Приносит вам, отцы святые,
Свой дар и гусли новый брат!»

4



«Отшельники Кедронского потока,
Игумен вас сзывает на совет!
Сбирайтесь все: пришедший издалёка
265 Вам новый брат приносит свой привет!
Велики в нем и вера и призванье,
Но должен он пройти чрез испытанье.

Из вас его вручаю одному:
Он тот певец, меж всеми знаменитый,
270 Что разогнал иконоборства тьму,
Чьим словом ложь попрана и разбита,
То Иоанн, святых икон защита —
Кто хочет быть наставником ему?»

И лишь назвал игумен это имя,
275 Заволновался весь монахов ряд,
И на певца дивятся и глядят,
И пробегает шёпот между ними.
Главами все поникнувши седыми,
С смирением игумну говорят:

280 «Благословен сей славный Божий воин,
Благословен меж нас его приход,
Но кто же здесь учить того достоин,
Кто правды свет вокруг себя лиёт?
Чье слово нам как колокол звучало —
285 Tого ль приять дерзнём мы под начало?»

Тут из толпы один выходит брат;
То черноризец был на вид суровый,
И строг его пытующий был взгляд,
И строгое певцу он молвил слово:
290 «Держать посты уставы нам велят,
Служенья ж мы не ведаем иного!—

Коль под моим началом хочешь быть,
Тебе согласен дать я наставленье,
Но должен ты отныне отложить
295 Ненужных дум бесплодное броженье;
Дух праздности и прелесть песнопенья
Постом, певец, ты должен победить!

Коль ты пришёл отшельником в пустыню,
Умей мечты житейские попрать,
300 И на уста, смирив свою гордыню,
Ты наложи молчания печать!
Исполни дух молитвой и печалью —
Вот мой устав тебе в новоначалье».

______________


Замолк монах. Нежданный приговор
305 Как гром упал средь мирного синклита.
Смутились все. Певца померкнул взор,
Покрыла бледность впалые ланиты.

И неподвижен долго он стоял,
Безмолвно опустив на землю очи,
310 Как будто бы ответа он искал,
Но отвечать недоставало мочи.

И начал он: «Моих всю бодрость сил,
И мысли все, и все мои стремленья —
Одной я только цели посвятил:
315 Хвалить Творца и славить в песнопенье.

Но ты велишь скорбеть мне и молчать —
Твоей, отец, я повинуюсь воле:
Весельем сердце не взыграет боле,
Уста сомкнёт молчания печать.

320 Так вот где ты таилось, отреченье,
Что я не раз в молитвах обещал!
Моей отрадой было песнопенье,
И в жертву ты, Господь, его избрал!

Настаньте ж, дни молчания и муки!
325 Прости, мой дар! Ложись на гусли, прах!
А вы, в груди взлелеянные звуки,
Замрите все на трепетных устах!

Спустися, ночь, на горестного брата
И тьмой его от солнца отлучи!
330 Померкните, затмитесь без возврата,
Моих псалмов звенящие лучи!

Погибни, жизнь! Погасни, огнь алтарный!
Уймись во мне, взволнованная кровь!
Свети лишь ты, небесная любовь,
335 В моей ночи звездою лучезарной!

О мой Господь! Прости последний стон
Последний сердца страждущего ропот!
Единый миг — замрёт и этот шёпот,
И встану я, Тобою возрождён!

340 Свершилось. Мрака набегают волны.
Взор гаснет. Стынет кровь. Всему конец!
Из мира звуков ныне в мир безмолвный
Нисходит к вам развенчанный певец!»

5



В глубоком ущелье,
345 Как гнезда стрижей,
По жёлтым обрывам темнеют пустынные кельи,
Но речи не слышно ничьей;
Все тихо, пока не сберётся к служенью
Отшельников рой;
350 И вторит тогда их обрядному пенью
Один отголосок глухой.
А там, над краями долины,
Безлюдной пустыни царит торжество,
И пальмы не видно нигде ни единой,
355 Все пусто кругом и мертво.
Как жгучее бремя,
Так небо усталую землю гнетёт,
И кажется, будто бы время
Свой медленный звучно свершает над нею полёт.
360 Порой отдалённое слышно рычанье
Голодного льва;
И снова наступит молчанье,
И снова шумит лишь сухая трава,
Когда из-под камней змея выползая
365 Блеснёт чешуёй;
Крилами треща, саранча полевая
Взлетит иногда. Иль случится порой,
Пустыня проснётся от дикого клика,
Посыпятся камни, и там, в вышине,
370 Дрожа и колеблясь, мохнатая пика
Покажется в небе. На лёгком коне
Появится всадник; над самым оврагом
Сдержав скакуна запенённого лёт,
Проедет он мимо обители шагом
375 Да инокам сверху проклятье пошлёт.
И снова всё стихнет. Лишь в полдень орлицы
На крыльях недвижных парят,
Да вечером зве́зды горят,
И скучною тянутся длинные дни вереницей.

6



380 Порою в тверди голубой
Проходят тучи над долиной;
Они картину за картиной,
Плывя, свивают меж собой.
Так, в нескончаемом движеньи,
385 Клубится предо мной всегда
Воспоминаний череда,
Погибшей жизни отраженья;
И льнут, и вьются без конца,
И вечно волю осаждают,
390 И онемевшего певца,
Ласкаясь, к песням призывают.
И казнью стал мне праздный дар,
Всегда готовый к пробужденью;
Так ждёт лишь ветра дуновенья
395 Под пеплом тлеющий пожар —
Перед моим тревожным духом
Теснятся образы толпой,
И, в тишине, над чутким ухом
Дрожит созвучий мерный строй;
400 И я, не смея святотатно
Их вызвать в жизнь из царства тьмы,
В хао́са ночь гоню обратно
Мои непетые псалмы.
Но тщетно я, в безплодной битве,
405 Твержу уста́вные слова
И заучённые молитвы —
Душа берёт свои права́!
Увы, под этой ризой чёрной,
Как в о́ны дни под багрецом,
410 Живым палимое огнём,
Мяте́тся сердце непокорно!
Юдоль, где я похоронил
Броженье деятельных сил,
Свободу творческого слова —
415 Юдоль молчанья рокового!
О, передай душе моей
Твоих стремнин покой угрюмый!
Пустынный ветер, о развей
Мои недремлющие думы!

7



420 Tще́тно он просит и ждёт от безмолвной юдоли покоя,
Ветер пустынный не может недремлющей думы развеять.
Годы проходят один за другим, всё безплодные годы!
Всё тяжелее над ним тяготит роковое молчанье.
Так он однажды сидел у входа пещеры, рукою
425 Грустные очи закрыв и внутренним звукам внимая.
К скорбному тут к нему подошёл один черноризец,
Пал на колени пред ним и сказал: «Помоги, Иоанне!
Брат мой по плоти преставился; братом он был по душе мне!
Tяжкая горесть снедает меня; я плакать хотел бы —
430 Слёзы не льются из глаз, но скипаются в горестном сердце.
Ты же мне можешь помочь: напиши лишь умильную песню,
Песнь погребальную милому брату, её чтобы слыша,
Мог я рыдать, и тоска бы моя получила ослабу!»
Кротко взглянул Иоанн и печально в ответ ему молвил:
435 «Или не ведаешь ты, каким я связан уставом?
Строгое старец на песни мои наложил запрещенье!»
Тот же стал паки его умолять, говоря: «Не узнает
Старец о том никогда; он отсель отлучился на три дня,
Брата ж мы завтра хороним; молю тебя всею душою,
440 Дай утешение мне в безпредельно горькой печали!»
Паки ж отказ получив: «Иоанне! — сказал черноризец,—
Если бы был ты телесным врачом, а я б от недуга
Так умирал, как теперь умираю от го́ря и скорби,
Ты ли бы в помощи мне отказал? И не дашь ли ответа
445 Господу Богу о мне, если ныне умру безутешен?»
Так говоря, колебал в Дамаски́не он мягкое сердце.
Собственной полон печали, певец дал жалости место;
Чёрною тучей тогда на него низошло вдохновенье,
Образы мрачной явились толпой, и в воздухе звуки
450 Стали надгробное мерно гласить над усопшим рыданье.
Слушал певец, наклонивши главу, то незримое пенье,
Долго слушал, и встал, и, с молитвой вошедши в пещеру,
Там послушной рукой начертал, что ему прозвучало.
Так был нарушен устав, так прервано было молчанье.

__________


455 Над вольной мыслью Богу неугодны
Насилие и гнёт:
Она, в душе рождённая свободно,
В оковах не умрёт!

Ужели вправду мнил ты, близорукий,
460 Сковать свои мечты?
Ужель попрать в себе живые звуки
Насильно думал ты?

С Ливанских гор, где в высоте лазурной
Белеет дальний снег,
465 В простор степей стремяся, ветер бурный
Удержит ли свой бег?

И потекут ли вспять струи́ потока,
Что между скал гремят?
И солнце там, поднявшись от востока,
470 Вернётся ли назад?

8



Колоколов унылый звон
С утра долину оглашает.
Покойник в церковь принесён;
Обряд печальный похорон
475 Собор отшельников свершает.
Свечами светится алтарь,
Стоит певец с поникшим взором,
Поёт напутственный тропарь,
Ему монахи вто́рят хором:


Тропарь


480 «Какая сладость в жизни сей
Земной печали непричастна?
Чьё ожиданье не напрасно?
И где счастливый меж людей?
Всё то превратно, все ничтожно,
485 Что мы с трудом приобрели,—
Какая слава на земли
Стоит тверда и непреложна?
Всё пепел, призрак, тень и дым,
Исчезнет всё как вихорь пыльный,
490 И перед смертью мы стоим
И безоружны и безсильны.
Рука могучего слаба,
Ничтожны царские веленья —
Прими усопшего раба,
495 Господь, в блаженные селенья!

Как ярый витязь смерть нашла,
Меня как хищник низложила,
Свой зев разинула могила
И всё житейское взяла.
500 Спасайтесь, сродники и чада,
Из гроба к вам взываю я,
Спасайтесь, братья и друзья,
Да не узри́те пламень ада!
Вся жизнь есть царство суеты,
505 И, дуновенье смерти чуя,
Мы увядаем, как цветы,—
Почто же мы мяте́мся всуе?
Престолы наши суть гроба,
Чертоги наши — разрушенье,—
510 Прими усопшего раба,
Господь, в блаженные селенья!
Средь груды тлеющих костей
Кто царь? кто раб? судья иль воин?
Кто царства Божия достоин?
515 И кто отверженный злодей?
О братья, где сребро и злато?
Где сонмы многие рабов?
Среди неведомых гробов
Кто есть убогий, кто богатый?
520 Всё пепел, дым, и пыль, и прах,
Всё призрак, тень и привиденье —
Лишь у Тебя на небесах,
Господь, и пристань и спасенье!
Исчезнет всё, что было плоть,
525 Величье наше будет тленье —
Прими усопшего, Господь,
В Твои блаженные селенья!

И Ты, предстательница всем!
И Ты, заступница скорбящим!
530 К Тебе о брате, здесь лежащем,
К Тебе, Святая, вопие́м!
Моли Божественного Сына,
Его, Пречистая, моли,
Дабы отживший на земли
535 Оставил здесь свои кручины!
Всё пепел, прах, и дым, и тень!
О други, призраку не верьте!
Когда дохнёт в нежданный день
Дыханье тлительное смерти,
540 Мы все поляжем, как хлеба́,
Серпом подрезанные в нивах,—
Прими усопшего раба,
Господь, в селениях счастливых!

Иду в незнаемый я путь,
545 Иду меж страха и надежды;
Мой взор угас, остыла грудь,
Не внемлет слух, сомкну́ты вежды;
Лежу безгласен, недвижим,
Не слышу братского рыданья,
550 И от кадила синий дым
Не мне струит благоуханье;
Но вечным сном пока я сплю,
Моя любовь не умирает,
И ею, братья, вас молю,
555 Да каждый к Господу взывает:
Господь! В тот день, когда труба
Востру́бит мира преставленье, —
Прими усопшего раба
В Твои блаженные селенья!»

9



560 Так он с монахами поёт.
Но вот меж ними, гость нежданный,
Нахмуря брови, предстаёт
Наставник старый Иоанна.
Суровы строгие черты,
565 Главу подъемля величаво:
«Певец,— он молвит,— так ли ты
Блюдёшь и чтишь мои уставы?
Когда пред нами братний прах,
Не петь, но плакать нам пристойно!
570 Изыди, инок недостойный,—
Не в наших жить тебе стена́х!»

И, гневной речью поражённый,
Виновный пал к его ногам:
«Прости, отец! не знаю сам,
575 Как преступил твои законы!
Во мне звучал немолчный глас,
В неодолимой сердца муке
Невольно вырвалися звуки,
Невольно песня полилась!»
580 И ноги старца он объемлет:
«Прости вину мою, отец!»
Но тот раскаянью не внемлет,
Он говорит: «Беги, певец!
Досель житейская гордыня
585 Ещё жива в твоей груди —
От наших келий отойди,
Не оскверняй собой пустыни!»

10



Прошла по лавре роковая весть,
Отшельников смутилося собранье:
590 «Наш Иоанн, Христовой церкви честь,
Наставника навлёк негодованье!
Ужель ему придётся перенесть,
Ему, певцу, позорное изгнанье?»
И жалостью исполнились сердца,
595 И все собором молят за певца.

Но, словно столб, наставник непреклонен,
И так в ответ просящим молвит он:
«Устав, что мной однажды узаконен,
Не будет даром ныне отменён.
600 Кто к гордости и к ослушанью склонен,
Того как тёрн мы вырываем вон.
Но если в нём неложны сожаленья,
Эпитимьёй он выкупит прощенье:

Пусть он обходит лавры чёрный двор,
605 С лопатою обходит и с метлою;
Свой дух смирив, пусть всюду грязь и сор
Он непокорной выметет рукою.
Дотоль над ним мой крепок приговор,
И нет ему прощенья предо мною!»
610 Замолк. И, вняв безжалостный отказ,
Вся братия в печали разошлась.

________


Презренье, други, на певца,
Что дар священный унижает,
Что пред кумирами склоняет
615 Красу лаврового венца!
Что гласу истины и чести
Внушенье выгод предпочёл,
Что угождению и лести
Безстыдно продал свой глагол!
620 Из века в век звучать готово,
Ему на казнь и на позор,
Его безсовестное слово,
Как всенародный приговор.

Но ты, иной взалкавший пищи,
625 Ты, что молитвою влеком,
Высокий сердцем, духом нищий,
Живущий мыслью со Христом,
Ты, что пророческого взора
Пред блеском мира не склонял,—
630 Испить ты можешь без укора
Весь унижения фиал!

И старца речь дошла до Дамаски́на.
Эпитимьи условия узнав,
Певец спешит свои загладить ви́ны,
635 Спешит почтить неслыханный устав.
Сменила радость горькую кручину:
Без ропота лопату в руки взяв,
Певец Христа не мыслит о пощаде,
Но униженье терпит Бога ради.

________


640 Тот, Кто с вечною любовию
Воздавал за зло добром —
Избие́н, покрытый кровию,
Венчан те́рновым венцом —
Всех, с собой страданьем сближенных,
645 В жизни долею обиженных,
Угнетённых и униженных,
Осенил Своим крестом.

Вы, чьи лучшие стремления
Даром гибнут под ярмом,
650 Верьте, други, в избавление —
К Божью свету мы грядём!
Вы, кручиною согбе́нные,
Вы, цепями удруче́нные,
Вы, Христу сопогребе́нные,
655 Совоскреснете с Христом!

11



Темнеет. Пар струится синий;
В ущельи мрак и тишина;
Мерцают звёзды; и луна
Восходит тихо над пустыней.
660 В свою пещеру одинок
Ушёл отшельник раздражённый.
Всё спит. Луной посеребрённый,
Иссякший видится поток.
Над ним скалистые вершины
665 Из мрака смотрят там и тут;
Но сердце старца не влекут
Природы мирные картины;
Оно для жизни умерло́.
Согнувши строгое чело,
670 Он, чуждый миру, чуждый братьям,
Лежит, простёрт перед распятьем.
В пыли седая голова,
И смерть к себе он призывает,
И шепчет мрачные слова,
675 И камнем в перси ударяет.
И долго он поклоны клал,
И долго смерть он призывал,
И наконец, в изнеможеньи,
Безгласен, наземь он упал,
680 И старцу видится виденье:

Разверзся вдруг утёсов свод,
И разлилось благоуханье,
И от невидимых высот
В пещеру падает сиянье.
685 И в трепетных его лучах,
Одеждой звёздною блистая,
Явилась Дева Пресвятая
С Младенцем спящим на руках.
Из света чудного слиянный,
690 Её небесно-кроток вид.
«Почто ты гонишь Иоанна? —
Она монаху говорит. —
Его молитвенные звуки,
Как голос неба на земли,
695 В сердца послушные текли,
Врачуя горести и муки.
Почто ж ты, старец, заградил
Нещадно тот источник сильный,

Который мир бы напоил
700 Водой целебной и обильной?
На то ли жизни благодать
Господь послал своим созданьям,
Чтоб им безплодным истязаньем
Себя казнить и убивать?
705 Он дал природе изобилье,
И бег струящимся река́м,
Он дал движенье облакам,
Земле цветы и птицам крылья.
Почто ж певца живую речь
710 Сковал ты заповедью трудной?
Оставь его глаголу течь
Рекой певучей неоскудно!
Да оросят его мечты,
Как дождь, житейскую долину;
715 Оставь земле её цветы,
Оставь созвучья Дамаскину!»

Виденье скрылось в облаках,
Заря восходит из тумана…
Встаёт встревоженный монах,
720 Зовёт и ищет Иоанна —
И вот обнял его старик:
«О сын смирения Христова!
Тебя душою я постиг —
Отныне петь ты можешь снова!
725 Отверзи вещие уста,
Твои окончены гоненья!
Во имя Господа Христа,
Певец, святые вдохновенья
Из сердца звучного излей,
730 Меня ж, молю, прости, о чадо,
Что слову вольному преградой
Я был по грубости моей!»

12



Воспой же, страдалец, воскресную песнь!
Возрадуйся жизнию новой!
735 Исчезла коснения долгая плеснь,
Воскресло свободное слово!

Того, кто оковы души сокрушил,
Да славит немолчно созданье!
Да хвалят торжественно Господа сил
740 И солнце, и месяц, и хоры светил,
И всякое в мире дыханье!

Блажен, кому ныне, Господь, пред Тобой
И мыслить и молвить возможно!
С безтрепетным сердцем и с тёплой мольбой
745 Во имя Твоё он выходит на бой
Со всем, что неправо и ложно!

Раздайся ж, воскресная песня моя!
Как солнце взойди над землёю!
Расторгни убийственный сон бытия
750 И, свет лучезарный повсюду лия,
Громи, что созиждено тьмою!


Не с диких падает высот,
Средь тёмных скал, поток нагорный;
Не буря грозная идёт;
755 Не ветер прах вздымает чёрный;
Не сотни гнущихся дубов
Шумят главами вековыми;
Не ряд морских бежит валов,
Качая гребнями седыми,—

760 То Иоанна льётся речь,
И, сил исполненная новых,
Она громит, как Божий меч,
Во прах противников Христовых.

Не солнце красное встаёт;
765 Не утро светлое настало;
Не стая лебедей взыграла
Весной на лоне ясных вод;
Не соловьи, в стране привольной,
Зовут соседних соловьев;
770 Не гул несётся колокольный
От многохрамных городов,—

То слышен всюду плеск народный,
То ликованье христиан,
То славит речию свободной
775 И хвалит в песнях Иоанн,
Кого хвалить в своём глаголе
Не перестанут никогда
Ни каждая былинка в поле,
Ни в небе каждая звезда.


<1858 (?)>


s:Иоанн Дамаскин (А. К. Толстой)