Дыханье стеснено, и холод на устах,
и люди в облаках из собственного духа,
и даль оцепенелая в кустах,
и белый прах воды — сухой и белый прах…
И смерть — зима. Не тленье, не разруха —
но время года — мрамор и фарфор,
где тщательнее немца смертный иней,
когда лежит искусственный, чуть синий,
на каждой веточке, тончайшим слоем… Линий
и хрупкость, и безпомощность. И хор
рождественский, бумажный, стеаринный,
качаясь языками всех свечей,
звучит во льду. И в холоде лучей,
в осколках звёзд искрится снег старинный.
Искрится, словно быстрые шаги
невидимых существ повсюду слы́шны…
Да, в смерти есть движенье — блеск фольги
на стенах яслей праздничных коров,
где три волхва нашли покой и кров,
где новоро́жденный один перед Всевышним.
Мы в Телеграм