Все завидовали мне: «Эко денег!» (Александр Галич)

Однажды после очень тяжёлой болезни меня прямо из больницы Боткинской… врачи уговорили поехать в этот санаторий. Оказался это санаторий областного совета профсоюзов, который находился в ста с лишним километрах от Москвы, где, значит, жили, в основном, такие странные старики и старухи из разных областных центров. Из Москвы там никого не было… Единственное благодеяние, которое мне оказало местное начальство, — мне дали отдельную маленькую комнатку. Малюсенькую, как пенал. Но у меня был собственный ключ, и мне не нужно было сдавать чемодан в каптерку, значит, бегать за каждым носовым платком. И это было, в общем, довольно вскоре после моего приезда из Парижа, последнего. И я был… ещё довольно пижонски выглядел. И старики, и старухи никак не могли понять, кто я такой. Просто они всё время за мной следили. А у меня не было просто желания, не потому, что я не хотел, но не было желания общаться — я себя очень худо чувствовал. И вот однажды ко мне совершенно случайно, там у них было какое-то совещание, приехали Елена Сергеевна Венцель, она же писательница Ирина Грекова — это мой большой друг, — и с ней приехал наш тоже общий друг, такой роскошный полковник Димка Соколовский. Он… У него лётные погоны, но они выглядели, значит, как кэгэбэвские. Такие голубые погоны. Он огромного роста, в папахе каракулевой. Мы пошли с ними гулять, а потом поднялись ко мне наверх на второй этаж. Я сказал, что они разденутся у меня в комнате, а сам я разделся внизу. И потом я вдруг обнаружил, что ключ от комнаты я забыл внизу в пальто. Я так вполоборота, — я шёл впереди с Еленой Сергеевной, — я сказал Димке, я говорю: «Уж, Димка, сбегай за ключом». А, значит, старухи и старики сидели, и они вдруг увидели, как полковник бросился выполнять моё распоряжение. Ну тут они уже совершенно обомлели. После этого вечера в курилке, а там, значит, можно было курить только в сортире, они мне стали задавать наводящие вопросы, говорят: «Это кто, — говорят, — к вам, братан приезжал?» Я говорю: «Да нет, не братан». Они говорят: «А кто же это приезжал?» И тут я не отказал себе в удовольствии сказать, что это приезжал сослуживец. Ну тогда уж они поняли, что я уж по меньшей мере какой-нибудь крупный генерал. Вот история, так тут всё правда, в этой песне. Это, собственно, даже не песня, а почти что очерк. Александр Галич (Фоногpамма)

Баллада о стариках и старухах (с которыми я вместе жил и лечился в санатории областного Совета профсоюзов в 110 км от Москвы) — Все́ завидовали мне: «Э́ко денег!» Был загадкой я для старцев и стариц. Говорили про меня: «Академик!» Говорили: «Генерал! Иностранец!» — О, безсонниц и снотворных отрава! Может статься, это вы виноваты, Что привиделась мне вздорная слава В полумраке санаторной палаты? — А недуг со мной хитрил поминутно: То терзал, то отпускал на поруки. — И всё было мне так страшно и трудно, А труднее всего — были звуки. — Доминошники стучали в запа́ле, Привалившись к покорябанной пальме. Старцы в чёсанках с галошами спали Прямо в холле, как в общественной спальне. — Я неслышно проходил: «Англичанин!» Я «козла» не забивал: «Академик!» И звонки мои в Москву обличали: «Эко денег у него, эко денег!» — И казалось мне, что вздор этот вечен, Неподвижен, точно солнце в зените… И когда я говорил: «Добрый вечер!», Отвечали старики: «Извините». — И кивали, как глухие глухому, Улыбались не губами, а краем: «Мы, мол, вовсе не хотим по-плохому, Но как надо, извините, не знаем…» — Я твердил им в их мохнатые уши, В перекурах за сортирною дверью: «Я такой же, как и вы, только хуже!» И поддакивали старцы, не веря. — И в кино я не ходил: «Ясно, немец!» И на танцах не бывал: «Академик!» И в палатке я купил чай и перец: «Эко денег у него, эко денег!» — Ну и ладно, и не надо о славе… Смерть подарит нам бубенчики славы! А живём мы в этом мире послами Не имеющей названья державы… <1965?>

http://www.bard.ru/cgi-bin/listprint.cgi?id=35.03