|
Второе стихотворение, посвящённое памяти Бориса Леонидовича, называется «Старый принц». Александр Галич (Фоногpамма)
|
|
Старый принц
Карусель городов и гостиниц,
Запах грима и пыль париков…
Я кружу, как подбитый эсминец,
Далеко от родных берегов.
Чья-то мина сработала чисто,
И, должно быть, впервые всерьёз
В дервенеющих пальцах радиста
Дребезжит безнадёжное SOS.
Видно, старость — жестокий гостинец,
Не повесишь на гвоздь, как пальто.
Я тону, поражённый эсминец,
Но об этом не знает никто!
Где-то слушают чьи-то приказы,
И на стендах анонсов мазня,
И стоят терпеливо у кассы
Те, кто всё ещё верят в меня.
Сколько было дорог, и отелей,
И постелей, и мерзких простынь,
Скольких я разномастных Офелий
Навсегда отослал в монастырь!
Вот придворные пятятся задом,
Сыплют пудру с фальшивых седин,
Вот уходят статисты, — и с залом
Остаюсь я один на один.
Я один! И пустые подмостки.
Мне судьбу этой драмы решать…
И уже на галёрке подростки
Забывают на время дышать.
Цепенея от старческой астмы,
Я стою в перекрестье огня.
Захудалые, вялые астры
Ждут в актёрской уборной меня.
Много было их, нежных и сирых,
Знавших славу мою и позор.
Я стою — и собраться не в силах,
И не слышу, что шепчет суфлёр.
Но в насмешку над немощным телом
Вдруг — по коже — волненья озноб!
Снова слово становится делом
И грозит потрясеньем основ!
И уже не по тексту Шекспира
(Я и помнить его не хочу), —
Гражданин полоумного мира,
Я одними губами кричу:
— Распалась связь времён!..
И морозец, морозец по коже,
И дрожит занесённый кулак,
И шипят возмущённые ложи:
— Он наврал, у Шекспира не так!
Но галёрка простит оговорки,
Сопричастна греху моему…
А в эсминце трещат переборки,
И волна накрывает корму.
<26 января 1972>
|
|
http://www.bard.ru/cgi-bin/listprint.cgi?id=35.06
Мы в Телеграм